Убить Зверстра
Шрифт:
Что я делаю? — останавливал он себя, продолжая напяливать одежды. Ей ведь могли отключить телефон за неуплату, только и всего. Значит, разбужу звонком в дверь, — подгоняла его испуганная мысль.
Возле ее квартиры он появился через сорок минут, путь с Рябиновой улицы на массив Сокол был неблизким. Но и на эти звонки в квартиру никто не отвечал. Сердце Игоря Сергеевича начало учащенно биться, кожа покрылась противной испариной страха.
Прислушиваясь, он старался различить за дверью возню или хотя бы дыхание собак, но там стояла тишина.
Сдвинув шапку на затылок, он в раздумье, не спеша, спустился на первый этаж. Зачем-то постоял на площадке, все так же прислушиваясь: нигде никаких звуков. Здесь тишина свернулась испуганным клубочком и, затаившись в полуосвещенности подъезда, дожидалась рассвета. А над ней витало что-то зловещее, алчное, страшное.
Дебряков поспешил шагнуть за порог. Вдохнув свежего морозного воздуха, шире расправил плечи, словно избавился от кошмарного наваждения. Оглянулся, отметил абсолютное отсутствие освещения на улице, во дворе, вообще в ближайшем квартале. Здесь также отсутствовали звуки, слышался лишь свист ветра, выскакивающего на простор двора из-за угла дома.
И вновь безотчетная жуть разлилась по телу горячей волной, проникла в кровь, разогнав ее ток, застучав усиленно работающим сердцем. Зачем он спешил сюда? — повис бесполезный вопрос. На окраину ночного обезлюдевшего города, по непонятному побуждению, в холод и непогоду — что погнало его: чувство или предчувствие?
Он не мог заставить себя возвращаться домой, не выяснив, где Лена, что с ней. Но что еще можно было предпринять, не знал. Так и продолжал стоять во дворе, разглядывая редкие светящиеся окна домов.
Прошло еще какое-то время. В нерешительности он принялся вышагивать взад-вперед вдоль подъезда, не теряя надежды, что ситуация прояснится. Сколько так намотал метров или километров, сколько прошло времени с момента его приезда сюда — всему этому он потерял счет. Казалось, что его существом завладела некая тайная сила, превратившаяся теперь в инерцию, диктующую свои законы его помыслам и поступкам. От него больше ничего не требовалось, кроме одного, — не нарушать в себе эти законы, подчиниться им, отключив на время собственные порывы к корректировке.
Идея, замысел, установка, довлеющая над ним, не имела ничего общего с человеческими возможностями и качествами. Она являлась продуктом сил более высокого порядка, и он это понимал — не умом, а неразумной плотью. Поэтому и не уходил, а продолжал протанцовывать на нетронутом покрове снега свою стежку, не имеющую ни начала, ни конца — ниоткуда не начинающуюся и никуда не ведущую, двигаясь по выродившейся в отрезок окружности, когда одно ее полукольцо совместилось со вторым и вытянулось вдоль прямой на всю свою длину.
Подтверждение истинности сказанного не замедлило явиться. Он вначале услышал голоса, среди которых выделил ее оживленный и звонкий, а затем и увидел группу фигур. Не выясняя, кто идет с нею рядом и почему, не думая о приличиях, об обоснованности своих притязаний, безотчетно устремился навстречу.
— Где ты ходишь? — обнял ее за плечи, заслоняя от порывов ветра и отстраняя от остальных.
— Подожди, Игорь, — она неловко улыбнулась и показала на спутников. — Познакомься, это мои сыновья. Эдик, Игорь, — каждый из них слегка наклонил голову, отводя взгляд в сторону. — Мальчики, а это Игорь Сергеевич, мой друг.
— Поняли уже, — пробасил Эдик.
— Узнали по голосу, — добавил Игорь.
— Вот и хорошо, — обрадовано, с облегчением в голосе сказал Дебряков. — Минуточку, — вдруг заторопился. — Простите, — он повернулся к Лене. — Можно тебя на два слова?
— Что случилось?
— Ничего, но… Пойдем сейчас ко мне. Я приехал за тобой.
— Ты чего? — удивилась она. — Что с тобой?
— Ничего. Понимаешь, ничего. Если ты сейчас же не поедешь, случится ужасное. Я чуть не умер, пока ждал тебя.
— Давай зайдем в дом, — предложила Лена.
— Что ты? Нет. Оставь этот дом.
— Мам, — потянул ее за рукав незаметно приблизившийся Гоша. — Мы с Эдом все понимаем, мы уже взрослые.
— Да, мам, — подошел к ним и старший сын. — Ты иди с дядей Игорем. Мы ведь уже дома.
Она растерялась, молчала, переводя взгляд с Дебрякова на сыновей, с сыновей на Дебрякова.
— Вот и славно, — заторопился мужчина. — Спасибо, мальчишки. Мать у вас не очень решительный человек. А завтра мы встретимся и обо всем поговорим серьезно. Идет?
— Да ладно вам, — покровительственно тронул его за рукав Эдик. — Разбирайтесь без нас. А со стариками мы все уладим, а то сами они никогда не решатся.
— Что ты себе позволяешь? — возмутилась Елена Моисеевна, интуитивно пытаясь сохранить «приличия». — Что за намеки?
— Пока, мама. Утром не звони рано. Дай отоспаться, — он чмокнул ее в щечку, стыдливо, стесняясь привычки, оставшейся от детства.
Игорь лишь помахал на прощанье рукой, не допуская мысли, что мать, получив их благословение, не воспользуется этим. Сыновья забрали сумки, и пошли к подъезду: рослые, стройные, уверенные в себе.
— Пошли, — подтолкнул ее в другую сторону Игорь Сергеевич.
— Ты считаешь, что так будет лучше?
— Пошли, — повторил он.
***
Квартира Игоря Сергеевича располагалась на восьмом этаже дома для малосемейных, где преобладали однокомнатные секции. На каждом уровне в коридор выходило по восемь дверей с каждой стороны.
Сложная система переходов с закрытой со всех сторон лестницы на площадки практически не работающих подъемников, делала мучительно опасным даже днем отрезок пути от входа в подъезд до порога квартиры, не говоря уже о ночном времени.