Убийца без лица
Шрифт:
Его размышления прервал телефонный звонок. Звонил Ханссон из Фёренингсбанка.
— Я думал, успею до того, как ты приедешь, — сказал он. — Тебе, наверное, интересно, что я здесь делаю?
— А ты как думаешь?
— Мы хотим проверить банковский счет Лёвгрена.
— Кто — мы?
— Его зовут Хердин. Но ты поговоришь с ним сам, мы будем через полчасика.
Они вернулись через час с четвертью. Хердин был ростом под два метра, жилистый и сухой, и, пожимая ему руку, Курт Валландер почувствовал, что тот очень силен.
— Мы
Хердин сел на стул. Даже сидя он был огромного роста.
Похоже, ради похода в полицию он оделся в свой самый парадный наряд — выношенный костюм и рубашку с махрящимся воротом.
— Лучше будет, если мы начнем с самого начала, — сказал Курт Валландер и достал блокнот.
Хердин с удивлением посмотрел на Ханссона:
— Что, опять все сначала?
— Так будет лучше, — сказал Ханссон.
— Это длинная история, — засомневался Хердин.
— Давайте начнем с того, как вас зовут, — предложил Валландер.
— Ларс Хердин. У меня ферма в Хагерстаде, двадцать гектаров. Выращиваю бычков, но последнее время дело идет все хуже.
— У меня есть все его данные, — вставил Ханссон. Похоже, он торопился на бега.
— Если я правильно понимаю, вы пришли к нам, потому что у вас есть факты, касающиеся убийства супругов Лёвгрен. — Валландер поймал себя на излишней официальности. Надо бы попроще, подумал он.
— Ясно, что дело в деньгах, — сказал Ларс Хердин.
— В каких деньгах?
— В их деньгах, в чьих же еще?
— Вы не могли бы выражаться понятнее?
— Что тут непонятного? Немецкие деньги.
Курт Валландер глянул на Ханссона. Тот незаметно пожал плечами — имей терпение.
— Давайте поподробнее, — сказал Валландер. — Пожалуйста, все, что вы знаете.
— Лёвгрен и его отец неплохо заработали во время войны, — сказал Ларс Хердин. — У них была тайная скотобойня в смоландских лесах. Они покупали выбракованных лошадей, а мясо втихую продавали в Германию. Заработали кучу денег, и никто их не поймал. А Лёвгрен не только жадный, но и ушлый. Он хорошо поместил деньги, и с годами его капитал только рос.
— Вы имеете в виду отца Лёвгрена?
— Я имею в виду Лёвгрена. Отец умер сразу после войны.
— Вы хотите сказать, что они были состоятельными людьми?
— Не они. Она-то ничего не знала о деньгах.
— Он скрывал свое состояние от жены?
Ларс Хердин кивнул.
— Он всегда обманывал сестру.
Курт Валландер посмотрел на него вопросительно.
— Мария Лёвгрен была моей сестрой. Ее убили, потому что он припрятал свои денежки.
Валландер уловил горечь в словах Хердина. Или то была ненависть?
— И он хранил деньги дома?
— Только иногда.
— Иногда?
— Когда снимал со счета.
— Можно поподробнее?
На Хердина словно накатило.
— Юханнес Лёвгрен был просто мразью, — сказал он, — и я ничуть не жалею, что он подох. Но Марии не надо было умирать, этого… этого я никогда не прощу!
Взрыв произошел так неожиданно, что ни Ханссон, ни Валландер не успели среагировать. Ларс Хердин схватил со стола толстую стеклянную пепельницу и шарахнул ею со всей силы в стену, рядом с головой Валландера. Осколки брызнули во все стороны, и один из них впился ему в нижнюю губу.
Наступила такая тишина, что, казалось, заложило уши.
Ханссон поднялся с места, готовый броситься на огромного Хердина, но Валландер сделал предостерегающий жест рукой, и Ханссон медленно опустился на стул.
— Прошу прощения, — сказал Ларс Хердин. — Если у вас есть щетка… и совок… я все уберу… Вы не беспокойтесь, я заплачу.
— Уберут без вас, — сказал Курт Валландер. — Если вы успокоились, давайте продолжим разговор.
Ларс Хердин, казалось, овладел собой.
— Юханесс Лёвгрен был просто мразью, — повторил он. — Притворялся, что такой же, как все. Но думал он только о деньгах, которые они с папашей наворовали во время войны. Вечно жаловался, дескать, все так дорого, крестьяне все беднеют… А у самого была куча денег, и их становилось все больше.
— И эти деньги он держал в банке?
Ларс Хердин пожал плечами:
— В банке, в акциях, в облигациях — откуда мне знать?
— А зачем он иногда снимал большие деньги?
— Он ходил налево. У него была баба в Кристианстаде, он с ней в пятидесятые годы прижил ребенка. Мария опять же ничего не знала. Ни о бабе, ни о ребенке. Той он каждый год отдавал больше денег, чем Мария видела за всю свою жизнь.
— О каких примерно суммах идет речь?
— Двадцать пять, тридцать тысяч. Два-три раза в год. Он брал в банке наличные, находил подходящий предлог и ехал в Кристианстад.
Курт Валландер задумался, пытаясь выделить самые важные вопросы — выяснение всех деталей заняло бы несколько часов.
— Что сказали в банке?
— Если нет ордера, они ничего не скажут, — сказал Ханссон. — Мне не дали посмотреть бумаги. Но я поинтересовался, бывал ли он в банке в последнее время.
— Ну и что — бывал?
Ханссон кивнул:
— В четверг. За три дня до смерти.
— Точно?
— Одна из кассирш знает его в лицо.
— И что, он снял большие деньги?
— Я же сказал, этого они не могут сообщить. Но кассирша кивнула — улучила момент, когда директор отвернулся.
— Поговорим с прокурором, когда будет готов протокол свидетельских показаний. Мы должны заглянуть в его счета и понять, что происходит.
— Это кровавые деньги, — вставил Ларс Хердин.
Он был чернее тучи. Валландер испугался, как бы фермер опять не стал кидаться предметами.
— Вопросов остается много, — сказал он, — но один из них я хочу задать прямо сейчас. Откуда вы все это знаете? Вы же утверждаете, что Лёвгрен даже от жены скрывал свои тайны?