Убийственные мемуары
Шрифт:
– Саша, вот теперь у меня есть точное подтверждение авторства пропавшей картины. Это действительно Левитан.
– Откуда подтверждение? – Турецкий не знал, радоваться ему или расстраиваться: пока что не было понятно, что хуже – Левитан или безвестный Соколовский. Наверно, Левитана искать все-таки легче.
– От президента.
– Как это?!
– В свое время именно он помогал Ракитскому переправлять его картины в СССР.
Турецкий даже не нашелся что сказать.
– Как ты понимаешь, в протокол это не занесешь, но информацию насчет Левитана он гарантирует. Но не это, как ты понимаешь, главное, в Левитане мы и прежде не сомневались, да и Самойлов – косвенное тому подтверждение…
– Так что же тогда главное?
Константин Дмитриевич закинул в рот еще одну таблетку.
– Насчет Грязнова… даже не знаю, как сказать…
– Костя, я сам все понимаю, – скороговоркой начал Турецкий, – ну извини, что поделаешь, слетел с катушек мужик, я гарантирую, больше не…
Меркулов поднял руку:
– Президент согласен с Грязновым.
– Что?! – Турецкий даже привстал.
– То самое. – И Меркулов выругался, что, по мнению Турецкого, обычно происходит не чаще двух раз в год. – Он, видишь ли, сегодня ночью с кем-то консультировался, и вроде бы уже нашли кое-какие странные материалы, в его биографии много темных пятен. Версия Грязнова имеет основание. Такие дела. И еще, я проверил по своим каналам: Самойлов – действительно выходец из ФСБ, вернее, даже из КГБ…
– Когда он успел, – перебил Турецкий, – ему ведь даже сорока нет.
– В конце восьмидесятых он уже работал в финансовом отделе, занимавшемся сбором средств, поступавших от ликвидаций собственности нашей разведки в странах соцлагеря. Там было много недвижимости и всего такого. Понимаешь, в чем дело?
– Тогда-то он с Ракитским и познакомился.
– Вот именно. Ракитский в ГДР как раз руководил этой операцией. Ну а потом, когда времена поменялись, Самойлов взял его к себе. Однако все эти шпионские страсти остались в прошлом. Мои источники утверждают, что ни ФСБ, ни ДИС отношения ко Внешторгбанку не имеют, понял? Не участвовали в создании уставного капитала, не имеют своих людей в совете директоров. Так что тут ты погорячился.
– Ну и слава аллаху, – вздохнул Турецкий. – А то и так голова кругом идет. А кто теперь будет прокручивать версию о том, что Ракитский – двойной агент и его завалили американцы?
– Как – кто? – удивился Меркулов. – Ватолин, конечно. Уже есть приказ директора ДИСа о возобновлении расследования. Они мне оба сегодня утром успели позвонить – и Ватолин, и его босс. Ватолин обещал, что будет держать тебя в курсе, если появится какая-то соответствующая профилю твоего расследования информация.
– Так и сказал по телефону? – не поверил Турецкий.
– Нет, конечно, это я уже для тебя перевел. Он вообще почти ничего не сказал.
– Это другое дело, – засмеялся Турецкий и пошел к себе.
По пути он вспомнил свой первый разговор с Ольгой Ракитской, как она тогда говорила… «…поверьте, несмотря на свою профессию, папа с близкими людьми был дружелюбный человек и очень, очень открытый». А он, конечно, тогда сказал, что верит ей, отчего же не поверить, хотя поверить как раз в это почти и невозможно. А она сказала… кажется, так: «Надеюсь, что это так. Потому что это очень важно». Вот так, важно. А что тут важно? Вот Ватолин, профессионал и, кстати, ученик Ракитского, слова лишнего по телефону не скажет – и это в разговоре со своими, ну почти со своими. А Ракитский, значит, был душа на распашку? Странно. Непохоже. Не может быть.
Турецкий позвонил Федоренко:
– Зайди.
Тот появился сразу же, он был уже в плаще, собирался уезжать.
– Ты вот что, – сказал Турецкий, – нечего мотаться по городу, ты же не оперативник. Позвони куда надо, поори хорошенько, пусть они Самойлова сюда привезут. Бумагу я напишу. Черт его знает, может, ты мне срочно понадобишься. Кроме того, и я на банкира погляжу, соскучился.
Пока Мишка решал этот вопрос, Турецкий позвонил Ракитской. Дома ее не было. Он порылся в записной книжке и отыскал телефон кафедры биологического факультета, где она работала. Позвонил туда, тоже не застал, на всякий случай попросил ей передать, кто звонил. Больше делать было нечего. Фотография картины Яна Соколовского «Вечер в Полянове» (Исаака Левитана – «Вечер в Поленове») была уже задействована во всероссийском розыске по полной программе.
"…Бытует расхожее мнение, что Россия совершенно особая страна, мы совершенно особый народ, мировой опыт нам не указ, он не учитывает нашу «особость» и «самость». Короче говоря, умом Россию не понять… Подобные мысли, конечно, тешат национальную гордость, которую больше и потешить-то бывает порой нечем. Но мысли эти иллюзорны, а иллюзиям в наш жестокий век предаваться опасно. Бизнес по-русски всем обходится слишком дорого. И если единицам в качестве компенсации за риск достаются баснословные дивиденды, то большинство пожинает совсем иные плоды. Но и первым завидовать не стоит. Люди, гибнущие за идеалы, вызывают восхищение, даже если мы не приемлем их идеалов – все равно восхищение сквозь анафему: они герои. Их невинные жертвы вызывают жалость и скорбь. Люди, гибнущие за металл, не вызывают ни жалости, ни восхищения, только сдавленное, сквозь зубы: «Поделом!»
Пять человек из семи, принимавших участие в афере с прокручиванием Дома дружбы народов, на сегодняшний день по тем или иным причинам мертвы. Не удалось им воспользоваться награбленными миллионами. Пусть в прошлом они были моими товарищами и коллегами, мне их нисколько не жаль. Особенно же поражает, что наши горе-бизнесмены умудряются обворовывать не только свою страну и свой экономически малограмотный народ, список облапошенных акул капитализма тоже весьма внушителен. От встречи с «новыми» и «новейшими русскими» не застрахован никто. Правдами и неправдами они тянут свои щупальца к самым крупным промышленным корпорациям и концернам, банкам и фондам. Я чисто по-человечески сочувствую тем, кто привык вести цивилизованный бизнес и совершенно не готов к столкновению с русской угрозой.
Я был просто поражен, когда в прошлом году в Давосе встретил… ван Хойтена. В 1995-м он оставил службу в «Де Бирс» и открыл собственный ювелирный бизнес. И бизнес его процветал до той самой минуты, пока он, сам того не ведая, вступил в финансовые отношения с некой вполне респектабельной фирмой, у которой, как впоследствии выяснилось, «русские корни». В итоге к моменту нашей встречи бизнес ван Хойтена был на грани краха, он попал в непосильную долговую зависимость и был уже в крайней степени отчаяния.
Я поклялся себе, что нажму на все свои еще сохранившиеся связи, чтобы вывести на чистую воду новорусских негодяев, чтобы помочь этому достойному человеку. Потому что, по сути, я обязан ему жизнью и потому что Черный континент кровью скрепил воедино наши судьбы.
Только теперь я узнал, что Мишель Бонали погибла несколько месяцев спустя после моего отъезда из Йоханнесбурга – бригада Красного Креста попала под обстрел во время стычки повстанцев с полицией, что цэрэушник Марк Спейси окончательно обосновался в ЮАР и теперь работает на «Де Бирс», что офис моей фирмы был разграблен и сожжен активистами АНК. А ван Хойтену я спустя столько лет смог открыть свое настоящее имя. И снова нахлынули воспоминания…