Убийственные мемуары
Шрифт:
Грязнов жестом фокусника достал буквально из воздуха еще два стакана и плеснул в оба.
Турецкий откашлялся:
– Я могу начинать? Итак, версия номер один. Убийство генерал-лейтенанта Ракитского ради завладения ценной картиной, хранившейся дома у… – у него вдруг пересохло в горле, – у упомянутого Ракитского же…
– Ладно, – сказал президент и поднял стакан.
Все чокнулись и выпили – прямо так, без тоста. Ну и ну, подумал Турецкий, ведь не поверит же никто, даже Ирка не поверит, ах, какая досада, хоть скрытой камерой снимай, и то потом сказали бы: «Человек, похожий на президента».
– Что это за картина? – полюбопытствовал президент.
– Одного известного русского художника.
– И вы знаете какого?
– Точных доказательств нет, есть догадки. Но если они верны, то это национальное достояние. Тем более что, согласно завещанию Ракитского, его коллекцию должны разделить между собой Третьяковская галерея и Государственный Русский музей.
– Это который в Санкт-Петербурге, да? Это хорошо, – отметил президент, – очень хорошо. Ну а еще? Есть ли альтернативные направления следствия? Я бы предостерег вас, Александр Борисович, от абсолютной уверенности в выбранном векторе движения – хотя бы потому, что с такой сложной фигурой, как Ракитский, можно ждать сюрпризов в самом неожиданном месте.
Грязнов снова разлил водку, и снова все выпили, и снова без тоста. Это Турецкому почему-то очень понравилось, в этом он усмотрел какой-то заговорщицкий, мальчишеский элемент. Как всегда после второй рюмки, он почувствовал стремительный прилив интеллектуальных возможностей.
– Версия номер два, – продолжил Турецкий. – Убийство ради завладения документами банка, который консультировал Ракитский.
– Это интересно, – сказал президент, – очень интересно. И наверно, перспективно. Какой банк, Александр Борисович? Насколько я понимаю, все присутствующие являются членами возглавляемой вами следственной группы, так что между собой у вас секретов нет…
Турецкому не хотелось сейчас этого говорить, очень не хотелось, он еще никому этого не говорил, тем более что все еще было так зыбко, практически даже не на песке, а на воде… но вопрос поставлен в лоб, и отвечать все-таки придется. Глава государства как-никак.
– Внешторгбанк, – выдавил Турецкий.
Это произвело впечатление на всех присутствующих. Грязнов присвистнул. Меркулов вытер лоб, даже у непроницаемого Ватолина появилось какое-то новое выражение лица. Турецкий для себя уже определил, что обычно у него их два: спокойствие и полное спокойствие.
Два дня назад после эмоционального разговора с Меркуловым о Самойлове Турецкий немного успокоился и продумал всю свою беседу с банкиром. В самом деле, он ведь попросился в СИЗО буквально на ровном месте, из контекста разговора ничего опасного для него не следовало. Но, проанализировав отдельные фрагменты магнитофонной записи беседы, переставляя их как мозаику и так и эдак, Турецкий пришел к выводу, что история с картинами никаким образом Самойлова напугать не могла, иначе он не стал бы с такой легкостью сдавать Шустермана. Единственное разумное объяснение состояло в том, что если предположить, что Ракитский сотрудничал со Внешторгбанком не как искусствовед-практик, а как опытный финансист (что, кстати, косвенно подтверждается показаниями программиста Инкомбанка Скобелева), то убийство Ракитского напугало Самойлова именно с этой точки зрения – Ракитский обладал информацией, утечка которой опасна для Самойлова. Тут сразу же всплывает пресловутый желтый портфель, в котором, по словам Ольги Ракитской, ее отец последний год таскал с собой все рабочие документы. После убийства и ограбления портфель исчез. Значимость этих документов неизвестна, но, учитывая уровень Внешторгбанка, они вполне могли быть самостоятельной мишенью! Вот вам и новый вывод, господа президенты Российской Федерации и заместители генеральных прокуроров.
– Внешторгбанк, – повторил Турецкий.
– Вы уверены? – спросил президент.
– Совершенно не уверен, – сказал Турецкий чистую правду.
– Это хорошо, – с некоторым облегчением сказал президент, – это внушает определенные надежды… Но как, каким образом…
– Я бы хотел пока не афишировать свои источники, – с важным видом сказал Турецкий и подумал: ну какие, на фиг, источники?! Телефонный разговор с программистом Скобелевым из Инкомбанка – вот и все мои источники. Вот что бы он сказал, если бы узнал, что мы Самойлова посадили? Кого колышет, что он сам просился, – ведь посадили же?
– Не афишировать источники – это разумно, – сказал президент, и все остальные тоже покивали, как школьники перед директором, сообщившим им, что дважды два будет четыре.
Выпили еще раз, на этот раз тост был оглашен, сделал это политкорректный Меркулов: за искреннее сотрудничество всех силовых органов государства.
– Грибочки хороши, – сказал президент.
И тут влез Грязнов.
– А как же версия номер три? – спросил Вячеслав Иванович обиженным тоном.
Турецкий знал, что тон этот ничего хорошего не предвещает.
Все повернулись к Грязнову. Меркулов за спиной президента делал отчаянные знаки Турецкому, на что тот едва уловимо пожал плечами: дескать, а что я могу тут сделать, Грязнов на то и Грязнов, чтобы быть неуправляемым.
– И в чем же она заключается? – живо заинтересовался президент.
Турецкий заметил, что у Грязнова дернулась было рука к стакану, но он пересилил себя и мужественно засунул ее в карман.
– Ракитский – двойной агент, его убирают американцы.
Меркулов даже изменился в лице, Турецкий только рот открыл. Хладнокровный Ватолин еле заметно улыбнулся краешком рта.
– Вы… серьезно? – Президент несколько опешил.
– А почему нет? – безапелляционно заявил Грязнов.
– Звучит, мягко говоря, странновато.
– Могу я задать встречный вопрос? – поинтересовался Грязнов. – Вот вы сейчас тут с нами сидите, выпиваете, а ваша охрана где? Ваш шеф протокола, ваши личные телохранители?
– Вообще-то они внизу остались, в машинах, я им запретил со мной вместе сюда подниматься.
– А ведь телохранители должны вас везде сопровождать, не правда ли? – продолжал наседать Грязнов.
К чему он клонит, подумал Турецкий. Остальные, наверно, подумали то же самое.
– В принципе почти так, – согласился президент.
– Значит, пока вы тут расслабляетесь, они там сидят, но вы же этого не видите, на самом деле вы не знаете, чем точно они заняты и действительно ли они остались у подъезда.
Президент сунул руку в карман и достал телефон. Подобного аппарата Турецкий еще в жизни не видел. Все остальные тоже вытянули шеи. На аппарате было всего три кнопки, все остальное место занимал дисплей, возможно, – для видеоизображения. Президент хотел было нажать на какую-то кнопку, но Грязнов жестом остановил его: