Убийство на Аппиевой дороге
Шрифт:
– Конечно. Мы немного поговорили о погоде. Ты любишь раннюю весну?
– Моя жена поистине богиня. Любая смертная давно бы уже была без ума от ревности.
Клодия чуть склонила голову.
– Должно быть, твоя жена и вправду богиня. Женатый на простой смертной давно бы уже пал к моим ногам. Но я полагала, что ты и меня считаешь богиней.
– О, нет; ты не богиня, ты – женщина. Уж в этом нет никаких сомнений.
Мы улыбнулись друг другу. Потом облако заслонило солнце, и освещение в носилках изменилось. Улыбки сбежали
– Что-то должно произойти, Гордиан? – спросила Клодия изменившимся голосом.
Я глубоко вздохнул и сжал её руку. Мгновение спустя она отняла её. Я пожал плечами.
– Если бы что-то произошло между нами, всё изменилось бы. Игра света в твоих носилках, твоё тепло и этот аромат - всё стало бы другим. А я хочу, чтобы они оставались такими всегда.
Клодия вздрогнула, но тут же рассмеялась.
– Ох уж эти мужчины!
Она произнесла это чуть свысока, но добродушно. На миг я подумал, что мои слова задели её за живое, и невероятно возгордился; но тут же сообразил, что это до смешного глупо. Ничего удивительного. Короткого общения с Клодией хватило бы, чтобы вышибить самовлюблённость из любого мужчины.
– Удалось тебе что-нибудь выяснить? – она снова говорила как ни в чём не бывало.
– Даже не знаю, с чего начать. Мы ведь почти приехали, верно? Почему бы тебе не зайти вместе со мной и послушать, как я буду рассказывать?
Выражение лица Клодии ясно дало понять, что о её визите в дом вдовы брата не может быть и речи.
– Может, лучше расскажешь мне всё потом, на обратном пути?
– Как хочешь.
Носилки остановились у подножия парадной лестницы, и я вышел. Охранник провёл меня в дом. Просторные комнаты с высокими потолками всё ещё были не отделаны и обставлены как попало. Лишённый хозяина и архитектора, дом Клодия казался застывшим во времени.
Фульвия и её мать приняли меня в той же просторной комнате, что и в первый раз. Свет так же лился в открытые окна. Было уже совсем тепло, но на колени сидевшей в кресле Семпронии всё так же было наброшено одеяло.
В этот раз кроме вдовы и её матери в комнате находились ещё двое, при виде которых я почувствовал, что у меня камень с души свалился.
– Думаю, ты знаешь Фелицию, жрицу алтаря Доброй Богини на Аппиевой дороге, и её брата Феликса, жреца алтаря Юпитера в Бовиллах - сказала Фульвия.
– Значит, вы всё-таки послушались моего совета? – спросил я.
– Мы с братом добрый час судили и рядили, - сказала Фелиция. Она не утратила своей величавости, и даже оказавшись на положении приживалки, держалась непринуждённо и с достоинством. – Потом всё-таки собрали вещи и на следующее утро, ещё затемно, двинулись в Рим. Мы сразу же пришли сюда и с тех пор почти не покидали этот дом
– Я не позволяю им выходить, - сказала Фульвия. – Они ценные свидетели. К тому же это опасно. Милон наверняка проведал, что у меня живут свидетели его преступления.
– Очень удобно, - с готовностью подтвердил Феликс, чьё лицо заметно округлилось с нашей последней встречи.
– Ты сказала свидетели, - обратился я к Фульвии. – Значит, будет суд?
– Да. Пока Помпей перекраивал судебные порядки на свой лад, мы ничего не могли сделать. Всё это время Милон пыжился, произносил громогласные речи, изображал из себя героя и пускался на любые ухищрения, лишь бы избежать суда. Но теперь Помпей наконец-то закончил свои реформы, так что мой племянник Аппий может подавать в суд. А когда уж Милон окажется под судом, покончить с ним будет делом нескольких дней.
Семпрония скрипнула зубами и сплюнула на пол.
– Мы слышали о твоих несчастьях, - снова заговорила Фульвия.
– Прошу, не будем. Я только что всё рассказал твоей золовке. У меня просто нет сил говорить об этом снова и снова.
– Тем лучше, - бесцеремонно сказала Фульвия. – Потому что у меня и так голова забита мыслями о несчастьях, и мне это порядком надоело. Сейчас я хочу думать о будущем. Феликс, Фелиция, прошу, оставьте нас.
Феликс послушно направился к выходу. Его сестра последовала за ним, послав мне на прощанье совершенно неуместную в данных обстоятельствах лучезарную улыбку.
– Что за отребье! – с отвращением произнесла Фульвия, едва шаги их затихли. – Меня уже мутит от одного их вида.
– Он обжирается, как свинья, - высказалась Семпрония. – А его сестра повсюду суёт свой нос; а когда я застаю её за подглядыванием и подслушиванием, она только хлопает глазами и делает вид, что ничего не понимает.
– Одно слово - отребье, - повторила Фульвия.
– А я-то думал, что в обширном кругу друзей твоего покойного мужа тебе попадались ещё и не такие, - заметил я.
– Придержи язык, Сыщик! – прошипела Семпрония.
Фульвия подняла руку.
– Прошу тебя, мама. Гордиан наш гость. К тому же, он здесь по делу.
– По делу? – переспросил я.
– Я прекрасно помню, что ты не дал нам окончательного ответа. И если ты всё же взялся расследовать обстоятельства гибели моего мужа, значит, тебе дал поручение кто-то другой. Иначе как объяснить присутствие телохранителей этого другого в твоём доме? Но поскольку ты всё же направил ко мне ценных свидетелей…
– Я сделал это не столько в твоих интересах, сколько в интересах их безопасности, - вставил я.
Она умолкла, казалось, шокированная моей откровенностью.
– Пусть так. Тем не менее, это делает тебя нашим сторонником. Так ты соглашаешься на моё предложение? Можешь ты что-нибудь сообщить мне?
– О Марке Антонии?
– Да.
Я поколебался.
– Сколько ты мне заплатишь?
Она назвала сумму.
– Согласен на половину. При условии, что ты отдашь мне двух своих рабов.