Убийство по-домашнему
Шрифт:
— Ну, хорошо, — согласился Дегранж. — Эйприл мы можем посвятить в эту тайну. А теперь слушай внимательно. На самом деле меня зовут не Пьер Дегранж и не Арманд фон Гене. Я самый обыкновенный на свете Питер Десмонд, и родился я в Кливленде в штате Огайо.
Дина подавила возглас изумления и испытующе посмотрела на него. Берет на голове, бородка, рисовальные принадлежности… Нет, он не походил на мистера Десмонда из Кливленда. В нем было что-то… как бы это сказать?… иностранное. И даже тогда, когда он не старался имитировать иностранный акцент, в его голосе звучали
Кроме того он был художником, а художники обычно иностранцы.
— Мой отец был консулом, — продолжил Пьер, — поэтому я воспитывался в разных странах понемножку: ходил в школу в Англии, Франции, Швейцарии, Италии и даже некоторое время в Персии. Но знай, что Арманд фон Гене действительно существовал. Тот самый, о котором упоминается в письмах Флоры Сэнфорд. Так же как и я, он жил в Париже. Арманд фон Гене умер. Решили, что будет полезно, чтобы я взял его фамилию и проник в страну в роли беглеца, скрывающегося от гестапо. Арманд фон Гене, прибыв в Соединенные Штаты, наверняка сменил бы фамилию. Поэтому я также жил здесь под псевдонимом Пьер Дегранж. Инициалы я сохранил, чтобы не менять монограмму на портсигаре, памяти о моей матери.
— Но зачем? — спросила Дина. — Чем вы здесь занимаетесь?
Пьер Дегранж вздохнул.
— С того места, где я сижу, рисуя плохие пейзажи, мне видно несколько миль побережья Тихого океана. Наверняка есть вражеские агенты, которые хотели бы подавать сигналы с удобных для этой цели мест побережья. Если бы на побережье были официальные лица, агентов не удалось бы схватить на месте преступления. Но кто станет подозревать чудака-француза, пожилого джентльмена, который даже — Пьер Дегранж доверительно улыбнулся Дине — не умеет хорошо говорить по-английски!
Дина сказала: «Ох!» — и с уважением посмотрела на него. В ее глазах он был почти солдатом. Внезапно, однако, верх в ней взяла практичность. Она вспомнила, как в подобных случаях поступал детектив из книг матери.
— И тем не менее, — строго потребовала она, — расскажите мне подробно, где вы находились в среду днем, когда была убита миссис Сэнфорд.
Он с улыбкой смотрел на нее.
— Я был здесь, на пляже, на виду у сотен пар глаз. День был такой теплый и тихий, что я расстелил одеяло на песке и лег спать. — Он встал и начал снова раскладывать мольберт. — Свет еще неплохой, — заметил он, — можно рисовать.
Дина облегченно вздохнула.
— Я рада, что это не вы убили ее, — сказала она. — Но я наконец хотела бы узнать, кто это сделал.
— Лучше оставь эти загадки полиции, — посоветовал он, открывая коробку с красками. — У них имеется некоторый опыт в этой области. А тебе в твоем возрасте нужно думать о других делах.
Дина не ответила на это замечание.
— Ну, до свидания, — сказала она. — Мне нужно возвращаться домой, пора заняться обедом. Спасибо вам.
— Всегда к вашим услугам, — ответил он, глядя на картину. — И помни! Никому ни слова!
— За исключением Эйприл, — напомнила Дина.
— Конечно, — согласился Пьер Дегранж.
Дина повторила:
—До свидания, — и напрямик через
На половине дороги домой ее неожиданно охватили сомнения. Ведь вражеский агент подавал бы сигналы с побережья ночью, при помощи фонаря. А мистер Дегранж — то есть Питер Десмонд — рисовал днем!
Она замедлила шаг. Ее отделяли от дома два квартала, когда она вспомнила кое-что еще. У Арманда фон Гене была на руке особая примета: шрам, полученный в поединке. Мистер Дегранж никогда не подворачивал рукава.
Идя все медленнее и с растущим беспокойством размышляя об этом, она, когда до дома оставался один квартал, вспомнила, что в среду не было ни тепло, ни тихо и что в тот день на пляже наверняка было мало людей. Она прекрасно это помнила, потому что они втроем отправились на берег, собираясь провести там один или два часа. На холме возле дома было жарко, но когда они спустились на берег, оказалось, что он окутан холодным туманом, а на пляже никого нет. Именно поэтому они остались дома и с крыльца услышали выстрелы, которые убили Флору Сэнфорд.
«Все-таки, — подумала она, — поговорить с Пьером Дегранжем должна была Эйприл!»
Глава 20
— Теперь мы можем говорить друг с другом совершенно откровенно, — сказал загорелый молодой человек, — раз уж мы друзья.
— Это оптический обман, — свысока ответила Эйприл. — Я никогда в жизни не была настроена менее дружелюбно.
Он огорченно покачал головой.
— Ну, ну! А ведь у нас так много общего! Не ожидал этого от тебя, Надежный Свидетель!
Эйприл смерила его холодным взглядом.
— Позвольте спросить, как вы узнали, что это я Надежный Свидетель?
— Ага, мы все же проявляем некоторое любопытство! — сказал он. — Если ты хочешь знать, а ты, конечно, хочешь знать, скажу тебе, что я встретил журналиста, который занимался этим делом. Я спросил его: «Кто он такой, этот Надежный Свидетель?» Он описал тебя и добавил: «Очаровательная маленькая блондинка».
— Согласна, что я очаровательна, — сказала Эйприл. — Но блондинка? Нет! Ваш друг, как я вижу, не различает цвета. Мне было очень приятно познакомиться с вами, но, к сожалению, я спешу… — Эйприл надеялась, что в ее словах звучит достаточно достоинства, чтобы вселить неуверенность в Руперта ван Дьюсена.
— О нет, я не отпущу тебя, пока ты не ответишь на вопрос, который меня мучит, — сказал он.
— Слушаю вас? — спросила Эйприл.
— Где ты нашла эту замечательную красивую фамилию: Руперт ван Дьюсен?
Эйприл посмотрела ему в лицо. Она вспомнила, как мать однажды сказала: «Если уж ты не можешь не блефовать, не давай переиграть себя в этом…» Она приподняла брови и, стараясь говорить легкомысленным тоном, сказала:
— Кто-кто, а уж вы должны это знать! Разве вы не помните? Во время разговора с миссис Сэнфорд, когда она шантажировала вас, вы воскликнули: «Я Руперт ван Дьюсен!»