Убийство с отягчающими
Шрифт:
– Это ваша полузащита, Ресников? – поинтересовался советник. И Базаяну: – Артур Олегович понял, что после провала варианта со взяткой для разрешения ситуации остался только один способ.
– Руки на стол положили, – предложил один из четверки. – Быстро.
И заместитель председателя Федерального агентства по спорту только сейчас заметил, что двое из четверых вооружены. Не исключалось оружие и у двоих оставшихся, но, видимо, коллектив прибывших посчитал, что четыре «кольта» 38-го калибра на двоих – это чересчур.
– Первый раз
И тут же получил удар рукояткой пистолета по голове. Зампредседателя, легенда советского футбола, получавший удары только на поле, а за пределами его носимый на руках, превозмогая боль, вскочил и наотмашь ударил обидчика по лицу. Ударил, по-видимому, сильно, «адвокат» пошатнулся, и его тело качнулось к стене.
Встать Кряжин не успел. Базаян рухнул на него, сидящего, и оба они, не обиженные весом, подломили колесики у офисного кресла и, переворачивая стол, за которым всего минуту назад сидели, повалились на пол. «Лежать, суки!..», «Хватай папку!» – носилось эхом по просторному кабинету Ресникова, и следователь, стараясь убрать неразборчивого в отношениях с бандитами госчиновника за себя, перевернул на нападавших стол.
– Ресников, остановите это безумие! – кричал зампредседателя. – Вы только ухудшаете свое положение!
– Как это тонко подмечено! – прокряхтел, закрывая голову от очередного удара, Кряжин.
– Папку! – шипел, словно кобра перед броском, президент. – Выхватите документы, идиоты!
Но сделать это было не так просто, как, наверное, казалось Ресникову. Следователь, начавший собирать листы бумаги в стопку сразу, едва увидел «адвокатов», к началу их решительных действий успел упаковать бумаги и теперь прижимал их к себе, как прижимает к себе дитя мать в минуту смертельной опасности.
– Отдай бумаги, придурок! – брызжа слюной и не стараясь выглядеть прилично, разгоряченно хрипел президент. – Отдай эти чертовы бумаги и можете убираться отсюда к чертовой матери!
Понимая, что явно выигрышная партия затягивается и грозит перейти в цейтнот, четверка головорезов приступила к решительным действиям. Распознав этот демарш за секунду до его проявления, Кряжин схватил навалившуюся на кресло столешницу и с размаху бросил ее в стоящих перед ним. «Ресников, – на выдохе крикнул он, – это лучшее признание, какое я слышал!..»
Кто-то из четверки в этот момент как раз пытался нанести Кряжину сокрушительный удар ботинком, но неожиданная преграда встала ребром, и всю мощь удара приняла на себя голень.
По кабинету пронесся треск, адской высоты крик заглушил все звуки в приемной, и, наконец, раздался первый выстрел.
Пуля пробила столешницу, вышибла из нее щепку, и кусок острого дерева, отскочив под прямым углом, пронзил бровь советника. Сам же девятимиллиметровый кусок свинца в стальной оболочке вошел в плечо Базаяна, отбросив его руку в сторону.
– Папку! – кричал, стараясь не заходить в зону конфликта, Ресников. – Заберите его папку! Увезите их отсюда, увезите!.. Я не могу видеть кровь!!
Дальше отступать было некуда. За спинами Кряжина и зампредседателя была стена, и раскаленные батареи отопления нестерпимо жгли их спины. Кряжин положил под себя папку и теперь, стирая с лица сочащуюся из разбитой брови кровь, интересовался больше бровью, нежели происходящим вокруг.
– Я, конечно, отдам тебе папку, Ресников, – сказал он, адресуясь к собственной ладони, сияющей алым блеском.
– Не отдавай документы, Иван, – вдруг отрезал Базаян, чем тут же привлек внимание советника. Четверо, в ожидании финала, замерли – исход был предрешен, президент «Олимпа» осекся в очередном крике, а Кряжин с величайшим удивлением посмотрел на напарника по беде. – Не отдавай. Все равно завалят и заберут, так хоть будут знать, как это было трудно сделать.
– Тебе-то эти проблемы зачем, Фрунзик Норикович, – проорал Ресников. – Он отдает мне свою чертову папку, и вы уходите отсюда! Без документов он – ничто! А значит, ничего здесь не было! Пусть он докажет, что мне нужны были какие-то документы Крыльникова, без этой проклятой папки!
– Я тебе, конечно, отдам ее, Артур Олегович, – не отрывая взгляда от начавшего проявлять кавказскую категоричность Базаяна, повторил советник. Сказал и вытащил из-под себя кожаный прямоугольник.
Короткий размах, и папка, описав пологую траекторию, плюхнулась на единственный из столов, что стояли целыми, стол президента. Проскакав по инерции большой черной лягушкой, она уткнулась в его гульфик и заставила машинально согнуться.
Схватив ее, как хватает горбушку хлеба умирающий от голода, Ресников в три приема расстегнул на ней «молнию» и вывалил содержимое на стол.
– Что это… Что это? Это… Это что?..
– Зря отдал, Иван, – умирая от горя и унижения, пробормотал Базаян. – Вай, зря. Он не мужчина, ему нельзя верить. Надо было окно выбить и папку на улицу выбросить. Один шанс из тысячи, что кто-то поднял бы и в милицию принес, но все-таки…
– Где?.. – продолжал бубнить Ресников.
А Базаян продолжал:
– Его в восемьдесят четвертом из сборной выкинули. Если бы не его дядя в Футбольном союзе, его бы вообще никто не взял. Из него нападающий, как из меня академический гребец. Да еще фарцой занялся…
– Где документы, следователь?!
– Его мама, – говорил Базаян, – бог не простит ее, что она не сделала аборт, выкупила его из милиции. Его папа…
– Где материал Крыльникова, Кряжин, сука?!
– А что его папа? – поинтересовался советник.
– Его папа умер от горя, не снеся позора за то, что не сумел сорок четыре года назад найти презерватив…
Папка Кряжина, вылетев из рук президента «Олимпа», пересекла всю приемную и, теряя листы, ударилась ребром о противоположную стену. Упав на паркет вместе с несколькими сбитыми дипломами в рамках, замерла.