Убийство в Балларатском поезде
Шрифт:
– Клара! Где ты пропадала целую неделю, малышка? – Голос оказался приятным, мягким, с ярким южным акцентом.
– Дела были, – объяснила Клара. – У меня тут к тебе предложение, Пит, хочу, чтобы ты оказал мне одну любезность.
– Проходите. Хозяин провел их в комнату, которая была украшена складками и сборками пастельных тонов, словно викторианский будуар. – Знаю, что ты не пьешь, малышка, но у меня есть лимонад. А может, найдется еще и хороший кентуккский бурбон для твоей подружки, что скажешь?
Фрина взяла бокал. Клара присела на край стола, демонстрируя свои тощие, заляпанные грязью ноги. Они произвели странное впечатление на Чикагского Пита.
– Почему ты не носишь те красивые шмотки, что я купил тебе, мисси? Ты меня огорчаешь, когда расхаживаешь почти босиком.
– Работа такая, – отрезала Клара. – Слушай. Мы хотим выкупить одну из твоих девчонок. Это моя подруга Фрина; она представляет другого человека, и нам не нужны проблемы.
– Какую вы хотите?
Клара протянула фотографию. Глаза Чикагского Пита сузились.
– Эту? Эту забирайте. Повар утверждает, что она вроде как заговоренная.
– Что? Это черное чудовище снова у тебя на кухне? Да что он понимает!
– Попридержи язычок, мисс. Он и доктор, и джазист из Нового Орлеана, и священник вуду. Он сразу может распознать заклятие. Она такая ничегошеньки не стоит, эта куколка. А я выложил за нее…
Он запнулся, прикидывая, какую сумму разумно назвать для торгов. Фрина усмехнулась. Цена ей была безразлична. Господин Харт готов был выложить любые денежки. Но ее интересовало заклятие.
– Может, ее накачали наркотиками? – спросила она.
Чикагский Пит покачал своей обезображенной головой.
– Нет. А если и так, это не похоже ни на один из известных мне порошков. Я распоряжусь привести ее. Подождите.
Он подошел к двери и отдал распоряжение привратнику, а затем сказал Фрине:
– Ею еще не воспользовались толком. Так что она почти не пострадала. Почти. Сколько вы можете предложить?
– А во сколько она обошлась вам?
– Сто фунтов.
– Сто двадцать.
– Двести.
– Сто пятьдесят.
– Сто девяносто. Вот она. Поздоровайся с этими милыми дамами, куколка.
Девушка казалась безвольной, взгляд ее ничего не выражал. На ней была большая, не по размеру ночная рубашка, а ноги – босые. Фрина заметила, что все тело у нее было в синяках.
– На ней ведь была какая-то одежда? – заметила мисс Фишер. – Пусть кто-нибудь ее принесет. Оденьте ее, а я хочу поговорить с вашим джазистом.
– Если хочешь с ним переговорить, он на кухне. Но не думаю… – Клара указала, куда идти, Фрина вышла и направилась мимо привратника в заднюю часть дома, откуда доносились запахи пищи.
– Креветки с рисом и горошком, – сказал худой черный мужчина, указывая на кастрюлю. – Очень вкусные. Что вам угодно, мисс?
– Я бы хотела снять заклятие с Габриэлы Харт, – объяснила Фрина и повторила то же самое по-французски. Старик усмехнулся, снял передник, потом нашел полотняный мешок и горсть перьев.
– У нас на ужин курица по-орлеански. Он взял небольшую тарелочку, которая, казалось, была до краев наполнена кровью. – Вы знаете вуду?
– Немного. Я бывала на Гаити. Вы можете сделать то, о чем я вас прошу?
– Да, – буркнул он. – Заплатите мне десять серебряных флоринов, и я это сделаю. Маленькая куколка все вспомнит.
– А кто наложил заклятие? Другой колдун вуду?
Старик покачал головой.
– Это не похоже на мое колдовство. Это сильное заклятие. Сильное, – повторил он, поднял нагруженный поднос и пошел вслед за Фриной в розово-голубую гостиную.
Габриэлу снова одели в ее уличную одежду. Клара причесала ей волосы и заплела косы. Теперь девочка снова стала похожа на школьницу, какой была до тех пор, пока кто-то не щелкнул пальцами и не велел ей следовать за собой. Но глаза Габриэлы все еще были как стеклянные. Клара устроилась на коленях Чикагского Пита, и тот очень осторожно обнимал ее, словно боялся, что девушка сломается.
– Не нравится мне это, – проворчал Пит с тревогой, и Клара похлопала его по щеке.
– Это стоит сто девяносто фунтов, Пит, – увещевала она.
Колдун поставил поднос и устремил взгляд на девушку, затем взял ее за запястье, приподнял ее руку и снова уронил ее.
– Сильное колдовство, – пояснил он, доставая кровь и перья и расстилая белую скатерть на китайском ковре. Он снял рубашку и принялся натирать себя кровью, бормоча что-то себе под нос. Габриэла следила за ним. Впервые ее что-то заинтересовало.
На шее старика болталась блестящая золотая монетка. Глаза девушки следили за ней, а колдун меж тем начал пританцовывать.
Он три раза обошел вокруг девушки, потом поджег пучок перьев и выкрикнул:
– Эрзули! Ты завладела этой душой! Ты обладаешь этой девушкой! Эрзули! Ты взяла ее! Когда в третий раз я прокричу твое имя – ты отпустишь ее! Ты вернешь ее в мир, Эрзули!
Ни Чикагский Пит, ни Клара не шевелились. Дым от сожженных куриных перьев наполнил комнату запахами птичьего двора. Фрина с любопытством следила, как колдовская стихия движется и вскрикивает в дыму; она встряхнулась и ущипнула себя за ладонь.