Убийство в Балларатском поезде
Шрифт:
– Я вызову молодчика сегодня на допрос, – заверил полицейский Фрину. – Я разделяю ваше мнение, мисс Фишер. И дам вам знать.
Фрина решила, что не стоит беспокоить мисс Хендерсон какими-либо новостями, пока она не сможет сообщить ей что-то позитивное, и заперлась с адвокатом, который подготовил бумаги на удочерение.
– Мисс Фишер, вы самовольно забрали девочку у опекунши, – проворчал адвокат.
Фрина усмехнулась и протянула ему «документы» мисс Гей.
–
– Да, мисс Фишер. Соблаговолите приложить свой палец к этой печати и повторяйте за мной: «К этим бумагам об удочерении я прибавляю свое имя и печать» – такова юридическая формальность, мисс Фишер, понимаете – и все будет улажено.
Фрина подчинилась.
– Теперь она моя, так?
– После того как судья одобрит бумаги, да.
– Отлично. Когда вы сможете передать их в суд?
– В обычном порядке, мисс Фишер.
– Это не годится. «В обычном порядке» означает месяцев шесть.
– Это обычное обращение в суд, так что, возможно, мне удастся включить его в список на следующую неделю, – сказал адвокат, в который раз изумляясь неуважению, с каким Фрина относилась к закону. Он собрал свои бумаги и откланялся.
Джейн постучала в дверь гостиной.
– Мисс, я кое-что вспомнила.
– Отлично. Что же?
– Я вспомнила мисс Гей. Она забрала нас с бабушкой к себе. Это ужасное место. Бабушка… с ней что-то случилось.
– Скоро и это восстановится. А про поезд ты ничего больше не припоминаешь?
– Нет. Это юрист приходил, мисс Фишер?
– Да. Я только что подписала документы о твоем удочерении. Теперь ты моя, Джейн, и никто тебя у меня не отберет.
Фрина упрекнула себя: не следовало это говорить. Джейн расплакалась, бросилась к Фрине и крепко ее обняла, а Уголек пробрался к ней на руки, угнездился там, словно маленькая черная сова, и неотрывно следил за ними.
– Ты прав, Уголек, – обратилась к котенку Фрина. – Я зря это сказала. Не волнуйся. Джейн, дорогая, возьми платок. Давай-ка лучше сядем.
Все эти волнения так изматывают, верно?
Впрочем, после звонка потрясенного клиента волнений только прибавилось.
– Мисс Фишер, я хочу поблагодарить вас за возвращение моей дочери, – начал господин Харт с обманчивым спокойствием. – Но известно ли вам, что эти мерзавцы с ней сделали? Подонки!
– Полагаю, что известно, – признала Фрина. – Очевидно, они ее били.
– Били и… надругались… и… доктор считает, что у нее, возможно, венерическое
– Вполне вероятно.
– Но кто они? – прорычал господин Харт. – Назовите мне имена!
Он больше не старался сдерживаться.
– Я не знаю их имен, а если бы и знала, вам бы не назвала. Частная месть предосудительна, более того – незаконна. Оставьте их мне, я с ними разберусь.
Что-то в голосе Фрины подсказало господину Харту, что он разговаривает с очень разозленной женщиной.
– Так вы их знаете?
– Я узнаю, кто они такие. И заставлю их очень и очень обо всем пожалеть. Обещаю.
– Могу я вам чем-либо помочь? – спросил господин Харт укрощенно.
– Нет. Они похитили вашу дочь и совершили тысячи других злодеяний. Оставьте их мне. Вы сейчас нужны вашей дочери. Она оказалась невинной жертвой, бедняжка. Возможно, девочка так ничего и не вспомнит о произошедшем, и лучше ей не напоминать. Уверена, вы сумеете обеспечить ей наилучший уход. Постарайтесь увезти ее из Мельбурна месяцев на шесть. Говорят, в Швейцарии есть чудесные уголки.
– Я доверяюсь вам, мисс Фишер.
– И вполне резонно, господин Харт.
Она повесила трубку. Как ей отыскать похитителя и расквитаться за Габриэлу Харт? Она не отступит. Она дала слово.
Детектив-инспектор Робинсон одобрительно изучал молодого человека, которого крепко держали двое полицейских. А он настоящий борец, этот молодчик. Потребовались усилия четверых офицеров, чтобы доставить его в участок. Да и сейчас два самых дюжих молодца с трудом сдерживали его.
– Должен предупредить вас, что вы не обязаны говорить, но все, что вы скажете, будет запротоколировано и может быть использовано как свидетельские показания, – произнес Робинсон спокойно.
– В чем вы меня обвиняете? – потребовал ответа арестованный.
– В убийстве госпожи Хендерсон путем удушения, которое произошло неподалеку от Балларата в ночь на двадцать первое июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года, – сказал полицейский.
Аластер Томпсон рассмеялся.
– Тогда вам нужен кто-то другой. Я могу сказать вам, где я был в ночь на двадцать первое июня тысяча девятьсот двадцать восьмого года.
– Что ж, рад, что вы наконец на это решились.
– Я был в городской каталажке, – усмехнулся Томпсон. – За пьяный дебош. На следующее утро мне пришлось выложить пять шиллингов. Можно сказать, дешево отделался. Да вы спросите дежурного.
Вот это сюрприз! Но детектив-инспектор Робинсон сохранял присущее ему самообладание.