Убийство в Оптиной пустыни
Шрифт:
Прокурор спрашивал следующего свидетеля и писал:
«Касаткин Аркадий Валерьевич… родился 25 ноября 1961 года в Пскове… Временно не работает… Проживает в Санкт-Петербурге…»
Спросил:
– Аркадий Валерьевич, а что вас так далеко с Невы занесло?
– На Святую землю…
– А кто на Святой земле «закон»?
– Бог. – Касаткин посмотрел вверх.
– И не угадали, – загыгыкал прокурор. – Я…
После маленьких пререканий выяснял и записывал:
«…2 марта приехал в Оптинский монастырь как
«Во, а я на крестном ходу ни разу не был». – Прокурора будто укололо что-то внутри.
На листе протокола допроса жались друг к другу строчки:
«Ко мне в это время на вахту зашли паломники Дмитрий, Андрей и, кажется, Сергей. Сергей попросил позвонить, он звонил на Алтай, не смог дозвониться, так как никто не брал трубку».
Крестный ход в Оптиной
Прокурор:
– А сами ребята-то как? – щелкнул себе по шее.
– Все ребята в куртках, но малость датенькие, – засмеялся Аркадий Валерьевич. – Предложили мне отметить праздник…
– А ты отказался…
– Да…
«Алкашня! Непременно накатаю на монастырь представление», – мелькнуло в голове у прокурора. Он привык слать «телеги» направо и налево. В этом видел смысл прокурорской работы: катать и наказывать. Но мысль о наказании кого-либо в монастыре сразу затухла: кому накатаешь? Всевышнему, что ли…
Петербуржец:
– Они ушли. Через два часа вернулись. Поздравили меня с праздником, снова предложили выпить…
– И ты снова отказался…
– Отказался, – произнес с показной гордостью паломник.
У прокурора чуть не вырвалось: «Ну и дурак!»
Он бы выпил. Прокурор много водочки попил на халяву.
Аркадий Валерьевич:
– Больше никто ко мне не приходил…
Прокурор:
– А кто-нибудь ходил в монастыре в шинели?
Петербуржец задумался, посчитал на пальцах и сказал:
– Шесть человек…
– Видели ночью кого-нибудь в шинели?
– Видел человека в шинели!
– Кого?
– Да до него метров сорок было. Не разглядел…
– Что ж ты такой незрячий…
Прокурор посетовал, записал показания, в графе: «Окончание допроса» поставил «11.40».
– Могу идти? – спросил петербуржец.
– Свободен, – громко произнес и вкрадчиво добавил: – Пока…
Паломник быстро-быстро засеменил из кабинета.
Прокурор задумался: что за паломники? Что за шесть человек носили шинель?
Пыхтел, допрашивал. Вот в животе у прокурора заурчало. И он, словно диабетик, строго соблюдая режим приема пищи, попросил келейника наместника:
– Принеси-ка, братец, чего-нибудь похавать…
Ожидая, пока келейник принесет еду, вышел из дома наместника. Обратил внимание на коллег из областной прокуратуры, что-то рассматривавших на песке дорожки в скит. Пригляделся к УАЗу, на подножке которого кемарил милиционер. Его голова клонилась вперед и грозила вот-вот упасть. Погрозил пальчиком охраннику, но тот и усом не повел, зато сидевшая на пустырьке в ногах милиционера-кинолога овчарка загавкала, и охранник вздернул головой. Фуражка слетела и покатилась.
Вот заметил выбежавшего из трапезной служку с покрытым белым полотенцем подносом с едой и нырнул в дом.
– Хорошо разговелся. – Прокурор вытер платком губы.
Вернулся к допросам.
«Рябышкина Татьяна Михайловна… 4 марта 1949…» – ложились каллиграфические буковки и цифры в протокол. «Родилась в Сергиевом Посаде… место работы: послушник Оптиной пустыни…»
Благодаря своему каллиграфическому почерку прокурор продвигался по службе: начальники любили красиво написанные им донесения. А вот когда стали переходить на печатные машинки, рост и затормозился.
«Чего это от одного мужского монастыря в другой побежала?» – чуть не спросил послушницу.
Писал дальше:
«…В монастыре я более трех лет… Работаю диспетчером… 17 апреля… в 23 часа началась пасхальная праздничная служба, которая продолжалась до пяти утра 18 апреля… Я пошла в келью, затем в трапезную. От кельи я шла в сторону звонницы. Там звонили иноки Ферапонт и Трофим. Я послушала… Пошла в трапезную, увидела мужчину, который прятался за сложенными кирпичами…»
– Какой он из себя? Во что одет?
Оптина пустынь. 1993 год
Рябышкина:
– Он в куртке, на голове берет… Я испугалась и скорее в трапезную… Там пробыла минут сорок… Когда выходила, увидела, что со звонницы выносят инока Трофима, а инок Ферапонт лежит…
Прокурор хмыкнул и, желая скорее избавиться от диспетчера (женщины за сорок лет были не в его вкусе), быстро резюмировал:
– Допрос окончен. Время 14.00.
Допрашивал:
«Куприянова Надежда Константиновна… Родилась 11 ноября 1954 года в Москве… Работаю делопроизводителем Оптинского монастыря…»
«Далеко не юная деваха», – снова не порадовался прокурор.
Записывал показания:
«…18 апреля после праздничной службы, где-то в 5 часов 30 минут, я шла в трапезную… Звонили иноки… Из-за кирпичей вышел мужчина и спросил: “Когда будет служба?” Я сказала: “Не знаю”. Он в куртке. На нем кепка… Светлая борода… В руках матерчатая сумка… Я в трапезную, разговелись, пошла спать… Когда ложилась, услышала колокольный звон, а минут через десять начали бить в колокол… Раза три… Но меня это не удивило…»