Убийство в Оптиной пустыни
Шрифт:
«…я в Оптиной с мая 1992… Паломница… 18 апреля… после службы с (мужем) пошли домой… Разговелись…»
«Лучше бы со мной», – чуть не вывел и продолжил:
«…В начале седьмого направились с матушкой на хозяйственный двор. Удивились, что раздавался звон. Ведь служба закончилась… Зашли в монастырь… Увидели падающего инока Трофима, который звонил в колокол. Мы услышали молитву “Господи…” и слова: “Помогите”… Подумала, что плохо с сердцем. Подбежала. Иноки Трофим и Ферапонт лежали… Побежала в храм звать на помощь…»
– Так кто убил? – чуть не схватил за грудки художницу.
– Не знаю…
– Ладно, идите…
–
– Зачем?! – чуть не вскочил прокурор.
– Допросимся…
– И без него хватит…
«Ох, уж эта художница-порожница», – чуть со злостью не выпалил вслед молодке.
Надежды самому раскрыть преступление и протрубить об этом на всю страну растаяли, как дым.
– Зря проторчал здесь целый день! – махнул рукой, сгреб бумаги в кучу, посовал в портфель и, хлопнув дверью, вышел.
8. Долбильник в милиции
Войдя в милицию, Грищенко направилась в глубину коридора мимо шатающихся личностей, где ей отвели отдельный кабинет. Поставила чемоданчик у стола, выложила бумаги на столешницу, бросила пачку папирос и направилась в канцелярию.
Зайдя в кильдим приемной, глянула на кабинет начальника, сказала гром-бабе, сидевшей за стойкой:
– Мне нужно позвонить в Калугу.
Та выставила на стойку телефонный аппарат:
– Вас прокурор области ищет…
Грищенко облокотилась о стойку, набрала номер:
– Соедините с областным… Это прокурор-криминалист… Да, жду, – произнесла, и вдруг башенка ее прически качнулась назад: – …Докладываю… Значит так, три покойника. Два инока и иеромонах… Чем отличаются? А шут их знает. Ну, как у нас, наверно, прокурор и следователь… Версий много… Солдат их пришил. Двух на звоннице. Они в колокол били-били и добились. А третьего на дорожке в скит… Какой солдат?.. Шинель оставил. Но солдат особенный. Нож и тесак при нем. С шестерками… Ритуальным убийством попахивает… По «горячим следам»?.. Есть фигуранты… Подозреваемых полный отдел… Одного определили собачки. Да, с ним работать будем в первую очередь… А может, и свой их, нетрадиционной ориентации… – засмеялась неестественным голосом. – Не исключено, орудовала банда… Мортынов в монастыре допрашивает… Экспертизы назначу… Готовлю донесение… Понятно: вы лично возбудили уголовное дело… Спать не будем, раскроем…
Положила трубку, пристукнула сапожками.
Вернулась в кабинет, села за стол. Поправила прическу, пододвинула к себе печатную машинку.
Задымила папиросой и стучала по клавишам, как дятел:
«Постановление
18 апреля 1993 года… назначить судебно-медицинскую экспертизу… поставить вопросы… какова причина смерти…» – Заглянула в записку, которую отдал ей игумен: – «Инерома…» Нет. – Поискала на столе ластик. – В ментовке никогда ничего не найдешь! – Порылась в кармане кителя, вытащила резинку, затерла «инерома», печатала: – «…иеромонаха Василия – он же Росляков Игорь Иванович… какова давность наступления смерти… имеются ли телесные повреждения… какова последовательность нанесения… мог ли после получения телесных повреждений совершать активные действия (кричать, звать на помощь, передвигаться…)». Звал ли маму? – спросила в никуда, посмотрела в потолок. – Так, что еще? Алкоголь. Обязательно, без этого никак нельзя. Вдруг наклюкались – и понесла душа в рай… – «…имеется ли в крови и моче алкоголь…»
Отклонилась, захихикала:
– Кагор небось лился рекой… «…каковы особенности оружия…» Ё-моё! А где меч и нож? – спохватилась и вспомнила. – Я же у Мортынчика оставила. Привезет. Дальше: «…каково направление раневого канала…» Что еще? «В каком положении мог находиться в момент причинения ему повреждений… могли ли быть причинены телесные повреждения ножом типа тесака…»
Вырвала из каретки лист, вложила чистый: «Постановление 18 апреля… какова причина смерти инока Ферапонта – Пушкарева Владимира Леонидовича…»
Потом напечатала постановление о назначении экспертизы погибшему иноку Трофиму, в миру Татарникову Алексею Ивановичу.
Подмахнула постановления и отнесла в канцелярию:
– Надо сейчас же отправить… – бросила гром-бабе.
– Будя сделано… – Та смахнула со стойки бумаги.
– Теперь можно и о себе подумать…
Только Грищенко вновь откинулась на спинку стула, как дежурный капитан с повязкой на рукаве втолкнул в кабинет четырех бедолаг:
– Вот банда убивцев!
И показал среди них на бородача:
– А это исполнитель.
Положил на стол перед прокурором-криминалистом листики:
– Кинологи передали…
Грищенко отмахнула в сторону листики.
– А похавать мне дадите? Целый день ни крошки во рту!
– Ой-е-ей, – попятился капитан, выталкивая назад «бандюков».
И услышал, когда прикрывал дверь:
– Через пятнадцать минут ко мне исполнителя.
– Слухаю, – полетело в ответ.
Высокие мысли о прокурорской профессии, с которыми Лариса Грищенко поступала на юридический факультет, после окончания вуза быстро выветрились. За несколько лет их напрочь вытравила каждодневная «брушиловка» с гонкой по местам происшествий, когда еще толком не представляешь что к чему, а требуют сразу кого-то задерживать-арестовывать, а кого-то отправлять в морг и потом утопать в допросах, экспертизах, очных ставках, в этой непрекращающейся круговерти…
Город Дергачи
И вечно лететь куда-то, кому-то доставлять удовольствие, а кому-то боль, и в этом потоке событий забывать о главном для женщины: о семье, о детях, если успела родить, о муже, если успела выйти замуж до того момента, когда ее окунет в кочевую жизнь.
Вот и с мужем нескладуха: поженились на студенческой скамье, но через год разбежались, а детей завести не успели.
Вся жизнь понеслась наперекосяк.
Никому бы она не пожелала такой судьбы. А сама от безысходности терпела и, того не замечая, мстила, мстила задержанному, тыкая его: сам виноват; свидетелю: дурак, что сунулся куда не следует; понятому: я пострадала и ты пострадай; первому встречному-поперечному… В общем, приземляла как могла.
Почему и прозвали ее Железная Лариса.
Достав из чемодана чашку и кипятильник, налила из графина в чашку воды и поставила закипятить. Достала «сухой паек» и теперь, как солдат в дальнем походе, пе-ре-ку-сы-ва-ла.