Убрать ИИ проповедника

Гамаус Лиза

— Орлова завербовали после второго перерождения. Так что у него есть много заслуг и есть предательство, которое всё перечёркивает, — спокойно продолжила Наами.

Богдан опять замер. Когда он слышал из ряда вон новость, он, как правило, мгновенно замирал и секунд тридцать её адаптировал.

— Это возможно? И ты никак не противилась, чтобы он ушёл?

— Он подписал себе приговор, как любят выражаться на Поверхности. Он хорошо понимал, на что идёт. Любовь к золоту — очень опасная вещь.

— А если представить, что он заблуждался? Он же человек.

— Теперь уже я так не думаю. То есть это уже не важно.

Неожиданно открылась входная

дверь и в комнату медленно вошёл очень худой и высокий, около двух с половиной метров, как показалось Богдану, седой человек. Он сделал несколько шагов, а потом как-то плавно прыгнул и сел на стоящий рядом с троном Жрицы золотой стул. Богдан стоял как вкопанный.

— Разговаривайте, я ненадолго, — скрипучим и низким голосом сказал старик, усаживаясь поудобнее, — посмотрю на тебя. Мне много не надо.

— Это Перн. Один из моих учителей, — представила его Жрица.

Богдан продолжал молча и напряжённо стоять, как на смотринах.

— Страх — это иллюзия, сынок. Тебе нечего бояться, — проскрипел Перн.

Но Богдану от этих слов стало ещё тревожнее.

— Переход неизбежен, — продолжил старик, — и чем больше останется с нами, тем мы будем сильнее. Я долго ждал. Речь идёт о каждом. А они ответят за свои преступления, но не нам их судить. Хотя некоторых нам дадут судить. Мы готовы. Надо держаться и работать. Ты правильно всё понимаешь

Богдан почувствовал лёгкое покалывание по всему телу, особенно в груди и в ладонях. Он лежал на спине с вытянутыми руками вдоль туловища в своей комнате в клинике на кровати, абсолютно голый. Вскочил и тут же встал под душ. Голова отказывала что-либо соображать. Он просто видел предметы — шампунь, мочалку, висящий халат на стене. Выключил воду, машинально вытерся полотенцем и вышел из ванной комнаты. До ужина оставалось пятнадцать минут. Как мило. Прошло каких-то полчаса, как он пришёл из бассейна, где с ним беседовала Стеша. Что она хотела? Ах, да! Она сказала, что оставаться с Альянсом рискованно.

Зазвонил мобильный по внутреннему номеру.

— Я сейчас приду. Ты у себя? — услышал он голос Марго.

Часть 4

39

Портик

Марго сидела на веранде симпатичного кафе неподалёку от театра, в котором будоражила и доводила до экстаза публику на протяжении нескольких десятилетий. Рядом стоял Большой, величественный и балетный со знаменитой летящей квадригой и Аппалоном на портике.

Перед ней на столике стояла чашка какао и лежала рекламная газета, у которой она медленно закручивала пальцами в трубочку нижний правый угол. С того места, где она сидела, её театр просматривался, как на ладони. Она узнавала людей, входивших в когда-то родное здание. Они все давно ей были безразличны вместе с их миром и их страстями, ей даже были уже безразличны её собственная слава, аплодисменты и горы цветов в одном из лучших драматических театров мира. Прошлого нет. Кто это сказал? Как поразительно быстро факты забываются, преображаются, меняются и исчезают. Да, можно писать хроники. Но их потом придётся сжечь, потому что они будут смертельно опасны. Прошлое — череда ошибок и самых неправильных выборов. Зачем я вообще полезла во всё это? Испугалась. Все испугались, не я одна. Естественный путь всё же безопаснее. Ну, умерла бы и вернулась, как все. Может, получила бы чистую добрую душу и опять красивое тело. Хотя Наами говорит, там очереди, и приходится брать, что есть.

Какао было удивительно вкусным. Прожитые жизни или, точнее, некоторые периоды прожитых жизней, потерялись и переплелись, оставив в памяти вспышки

самых ярких эмоций и такие вот вкусовые ощущения, как приятный и сладостный запах какао во рту. Когда это было? Во время Великой Отечественной?

Она ездила по госпиталям с концертами, и им иногда перепадали американские продукты. Незачем это вспоминать. «Тёмная ночь. Только пули свистят по степи». У неё был низкий, грудной голос и красные губы.

Марго обвела взглядом кафе и узнала двух женщин, сидевших через пару столиков от неё: костюмершу и бухгалтершу. В их жизнях, по всей вероятности, особых перемен не наблюдалось. Конечно, ни костюмерше, ни бухгалтерше никаким образом не могло прийти в голову, что вот та, можно сказать, красивая девчушка в трикотажном сером брючном костюме и белых кроссовках могла быть несравненной и неповторимой в самом прямом смысле этих слов Маргаритой Булавиной, перед которой они трепетали.

Марго была здесь три дня назад, сидела за тем же столиком и тоже пила какао. Ей надо было немного привыкнуть к месту перед разговором. Тогда перед тем, как зайти в кафе, она нацарапала карандашом на второй колонне Большого дату и время мелкими символами шифра. Это был старый уговор — без никакой электроники и телепатии. На случай, когда придёт время, и надо будет встретиться, чтобы прояснить картину. До сегодняшней встречи оставалось минут пять-шесть. Она провела рукой по волосам и распустила волосы, они рассыпались по плечам.

Орлов стоял на веранде, спрятавшись за кадку с пальмой. Наверное, так стоят хищники, выслеживая добычу — тихо, напряжённо, с каменным взглядом. Одет он был в повседневную, почти спортивную одежду и с бейсболкой на голове. Марго почувствовала его и нашла глазами окаменевший взгляд. Они как будто вцепились в друг друга железными крючками, а не глазами.

«Я готова. У меня нет обязательств. Я нашла замену», — сказала телепатически Марго. Она первой нарушила молчание. Взяла чашку и отпила глоток. «Надеюсь, ты будешь говорить по существу, иначе я уйду, и второго раза не будет. Слишком большие риски.»

Орлов вышел из укрытия и прошёл в зал, выбрал свободный столик, почти на противоположной стороне кафе, максимально отдалённый от того места, где расположилась Марго. Сел в профиль, положил перед собой мобильный телефон и дождался, пока подойдёт официант с меню. Быстро выбрал что-то, заказал и уставился прямо перед собой, не смотря на Марго.

«Приветствую тебя, королева! Я долго ждал этого дня. Я нашёл тебе место, там много дел, которыми ты можешь заняться. Всего одна неделя, и я оформлю все формальности.»

«Я могу взять с собой ещё двоих? Мне нужны люди на первое время», — спросила Марго.

«Нет, ты справишься одна. Сама же говоришь про риски. Защиту я беру на себя. Ровно через неделю встречаемся здесь же. Ты ещё прекраснее, чем была. Сколько жизней надо прожить, чтобы тебя забыть?»

«Забыть невозможно то, что не забывается. Зачем-то мы это помним,» — осталось ли в ней что-то от их любви, раненого капитана после Сталинградской битвы и московской певицы из Театра Опретты, встретившихся в госпитале, она не знала. Всё человеческое обесценивалось, и она гнала от себя страх надвигающейся пустоты. С каждым новым воплощением счастье и любовь начинали казаться всё более бессмысленными, ничего интересного не предвещавшими. А он, значит, ещё чувствует. Ему дали больше времени. Он ещё живёт в оболочке земной реальности и не вышел из программы «Земля». Он ещё не чувствует надвигающейся трансформации, о которой даже Богдан знает.