Ученица Калиостро
Шрифт:
— Дерьмо!
— Вы очень верно изволили заметить… Итак, честь имею еще раз представиться — начальник генерал-губернаторской канцелярии Крылов, к вашим услугам.
— Граф де Гаше, к вашим услугам, — угрюмо сказал загнанный в угол Кощей.
— То есть?.. То есть вы живы?..
— Вы полагаете, что всякий обитатель могилы мертв? Позвольте осведомиться, а где вы сами находитесь? — злоехидно спросил Кощей.
— В одной могиле с вами, господин граф. Только, право, странно — супруга ваша уверена, что вы погибли в девяносто третьем году на эшафоте вместе с вашим сыном.
— Какая трогательная новость! Если вспомнить, что в девяносто четвертом мы с графиней обвенчались в Брюсселе…
Маликульмульк озадаченно смотрел на графа. То, что этот человек оказался жив, было сюрпризом скорее приятным, чем неприятным: теперь могли появиться важные сведения о графине. Другое было скверно — граф, мужчина явно старше пятидесяти, с худым смуглым лицом, с залысинами и почтенной сединой, был совершенно не похож на толстого, круглолицего тридцатитрехлетнего Маликульмулька, не нажившего еще ни одного седого волоска в своей густой темной шевелюре. И, значит, оба разговора с графиней были исполнены лжи — от первого слова до последнего! Впрочем, одно правдивое слово все же прозвучало: «подорожная».
— Охотно верю, господин граф, на привидение вы не похожи…
Над могилой склонился седой и чрезвычайно румяный старичок.
— Так не угодно ли господам лестницу? — с отчаянием в голосе спросил он.
— Кыш! — отвечал Маликульмульк. — Надо будет, сами позовем. Так вот, господин граф, мне не хотелось бы опять бегать за вами, да еще по кладбищу. Когда человек хочет доказать, что он не привидение, заманивать для этого оппонента на кладбище — как-то подозрительно, вы не находите? Поэтому давайте еще немного поговорим? Вам не сыро в этой могиле?
— Нет, благодарю, могила вполне комфортабельная, — подпустил граф английское словцо. — Я понимаю, что эти люди послушают вас, а не меня, и спустят лестницу только по вашему приказу. Спрашивайте.
— Вы скрывались от меня, сударь, полагая, что я как-то связан с вашей супругой и могу ей про вас рассказать?
— Да, именно так. Вас видели на Родниковой улице, сударь, а узнать вас несложно — внешность приметная.
— Простите великодушно, что лезу в ваши семейные дела, господин граф, но для чего вам выслеживать вашу супругу?
— Приходится простить, господин Крылов, иначе я навеки останусь в этой могиле. Моя супруга — дама с причудами. Если я не буду знать всех ее планов и не выясню всех возможностей сбежать, то не смогу ее вернуть. Она, изволите видеть, уже дважды покидала меня самым оригинальным образом — ей это удалось в первом случае потому, что я не приказал закрыть окно снаружи и даже заколотить его, а во втором — я не придал значения ее болтовне с хозяйкой модной лавки. Меж тем они очень ловко сговорились о побеге госпожи графини, называя карету сервизом, кучера — кружевным чепцом и камеристку графини — постельной собачкой.
— Да, от модных лавок одни неприятности, — согласился Маликульмульк. — Но это еще весьма невинные способы обмана. Не пускала ли ваша супруга в ход приемы, которым ее обучил граф Калиостро? Позвольте, я помогу вам подмостить под бок вашу епанчу.
— Премного вам благодарен.
Граф повозился в своем углу могилы, устраиваясь поудобнее.
— А отчего вы решили, будто ее чему-то обучал этот шарлатан? — спросил он.
— Графиня сама называла его своим учителем.
— Это глупейшая история из тех, которые называются грехами молодости. Однажды она была «голубкой». В «голубки» выбирают по соответствию гороскопа, возраста, но одно условие обязательно —
— Пожалуй, спрошу, господин граф.
— Обычная история — молодой любовник… Когда мы поженились, графиня была бедна, как церковная мышь. Это беда многих парижан — они во время бунта смогли спасти только шкатулки с драгоценностями. А мы, провинциальные дворяне, сумели так устроить свои дела, что формально нашими имениями владели преданные нам люди, а на самом деле деньги от арендаторов исправно нам пересылались — кому-то в Англию, кому-то в Бельгию или в Германию. Я знал графиню юной девушкой. Незадолго до встречи в Брюсселе я овдовел. Она сумела мне понравиться. Мы оба немолоды, я полагал, что мы вместе встретим старость. Но, когда мы были в Германии, она влюбилась в молодого человека. В очень красивого молодого человека по имени Андреас фон Гомберг. И убежала с ним, забыв про свой возраст и обязательства.
— И вы хотите ее вернуть?
— Да, я хочу вернуть ее, несмотря ни на что, — сурово сказал граф. — А молокососа — уничтожить. Теперь вам все ясно?
— Мне все ясно, — произнес Маликульмульк. — Я предлагаю вам, господин де Гаше, объединить усилия. Ваша супруга, можно сказать, похитила из семьи молодую женщину и собирается вывезти ее из Риги под фальшивым именем. Для чего — понятия не имею, но мысли у меня нехорошие… Вы не против?
— Вам нужна только та женщина?
— Да. Остальное меня не касается.
Маликульмульк прекрасно понимал, что это может быть за «остальное». Но решил положиться на волю Божью — потом все как-нибудь уладится…
— Тогда я принимаю ваше предложение.
— Эй! Кто-нибудь! — закричал Маликульмульк по-русски. — Тащите сюда лестницу!
Проезжая по Известковой улице с графом де Гаше, Маликульмульк вдруг громко рассмеялся: знали бы почтенные бюргеры, что эти два хорошо одетых господина, говорящие между собой по-французски, только что выкарабкались из могилы! Госпитальные служители кое-как отчистили их, но Маликульмульку казалось, что за дрожками остается след, этакая пушистая земляная дорожка.
Смех смехом, а на душе было скверно. Да и кому приятно чувствовать себя обманутым? Обыкновенная немолодая дама, заведя себе молодого любовника, странствует по городам и весям, попадает во всякие неприятности, врет про себя несуразно, чтобы придать значительности своей потрепанной особе, — дело житейское! Плохо лишь, что она испоганила своим языком слова, которые должны звучать редко и лишь в тех случаях, когда иначе нельзя.
Можно даже умозрительно восстановить ее приключения: поселилась за городом, в «Иерусалиме», чтобы никто не совал нос в ее амурные дела; сперва понятия не имела, что «Иерусалим» сделала местом своего промысла игроцкая компания, потом эти проказы показались ей занятным развлечением. Затем она загадочным образом привлекла внимание Михайлы Дивова — что за дружба, в самом деле, между седой Мартышкой, почти старухой, и молодым красавцем? Хотя эта Мартышка, видимо, умеет заговаривать мужчинам зубы — и с того, пожалуй, чуть полегче, когда знаешь, что она не одному тебе голову заморочила. Возможно, она даже отговаривала его от игры — всякая дама отговаривала бы, даже любительница карт, ритуал такой. Но после смерти Дивова она как-то подружилась с игроками — вот ведь, когда был отравлен фон Бохум, сняла комнаты на Родниковой, куда переселились, кроме нее и Мариэтты Эмилия и Леонард Теофраст фон Димшиц.