Ученики Ворона. Черная весна
Шрифт:
— Уже какая-то ясность, — произнес Монброн, глядя на нашего гостя. — Орден Истины.
— Именно, — подтвердил тот. — Орден Истины. Впрочем, дело не только в тех вопросах, которые я как клерик ордена хотел бы задать вам. Есть еще кое-что.
Гость повернулся к Монброну и скинул с головы капюшон.
— Великие боги. — Гарольд поморщился. — Жуть какая.
— Жуть, говоришь? — снова закхекал незнакомец. — А ты вглядись, Монброн. Может, узнаешь?
Монброн приблизил к нему свое лицо.
— Ты? —
Да кто это такой?
У меня было мелькнула кое-какая догадка, но я ее отбросил как невозможную. Тот человек мертв, давно и бесповоротно.
— И невозможное бывает, — прошипел визитер. — Правда, я до сих пор не уверен, что мое существование можно назвать жизнью.
Человек на кресле повернулся ко мне. Я как раз поднялся на ноги, но, увидев то, что было у ночного гостя вместо лица, снова сел на кровать.
По сути, это было вообще не лицо. Более всего это напоминало проржавевшую сталь. Знаете, когда ее проедает время, просверливая тысячи желтых и коричневых дырочек в когда-то надежном клинке. Вот и здесь имело место нечто подобное.
Возникало ощущение, что множество муравьев поработало над лицом этого существа, или кто-то многозубый его пожевал и выплюнул. Единственное, что роднило его с человеком, так это глаза, все остальное выглядело омерзительно и пугающе.
— Нравится? — Безгубый рот визитера растянулся в улыбке, его щеки при этом существовали как будто отдельно от лица. — Красив?
Я понял, что знаю если не этот голос, то интонации — точно.
Но этого не может быть!
— Да ладно, — даже отмахнулся от страшного гостя я. — Ерунда какая.
Ерунда, не ерунда, но это он. Тот, о ком я подумал.
— Форсез. — Монброн смог сказать то, что не отважился произнести я. — Виктор Форсез, верно?
— Верно. — Клерик встал с кресла и подошел ко мне. — А если точнее — тот, кто когда-то им был.
Он нагнулся, положил свои холодные, почти ледяные ладони мне на щеки и приблизил свое лицо к моему.
— Смотри, фон Рут, — требовательно прошипел безгубый рот. — Смотри на меня. И представь, каково жить таким, какой я теперь есть.
Мне очень хотелось зажмуриться, а еще лучше — проснуться и поверить в то, что это все — просто ночной кошмар.
Но, увы, это был не сон.
— Да отпусти уже, — оттолкнул я его от себя. — Вцепился как клещ.
— А вот тут ты угадал, — почти дружески сказал мне Форсез. — Вцепился. И уже не выпущу, пока не увижу, как вы все корчитесь в огне. Все! И ты, и ты, и Фальк, и де Лакруа. И конечно же все ваши шлюшки-подружки.
Бум! Монброн успел раньше меня, и удар в челюсть, ну или то, что было у Форсеза вместо нее, отбросил того в угол комнаты.
— Выражения выбирай, — посоветовал ему мой друг. — В следующий раз я тебе что-нибудь сломаю за такие слова.
— Ах, извините. — Виктор встал с пола и сплюнул. — Я лично предам костру всех ваших соучениц. А накануне аутодафе я каждой из них еще и прощальный вечер устрою, с участием десятка-другого городских стражников. Они очень любят побаловаться с магичками, это тешит их самолюбие.
На этот раз его ударил я, причем без особых раздумий и сомнений. Страх прошел, ведь пугает неизвестность. Это был всего лишь Форсез, причем совершенно не изменившийся внутренне. Да, лицо изуродовано, но нутро прежнее. Разве что злобы добавилось, а так — все то же самое.
Хотя как он выжил, мне было непонятно. Флик его раза три или даже больше ударил кинжалом в живот, такие раны и магу залечить непросто, а он им не был. Даже если он не умер сразу, то долго в пустыне точно протянуть не смог бы, просто истек бы кровью.
И вот здесь я вспомнил ту тварь, что выползла в стенной пролом, тварь с тысячью лиц. Как там ее Ворон назвал? Многоликий червь. Уж не она ли над ним поработала? Вот только тогда все совсем непонятным становится. Эта мерзость, насколько я понимаю, еще более смертоносна, чем несколько ударов кинжалом в живот.
— Ах, как же вы нелюбезны, — попенял нам Форсез, снова поднимаясь с пола. — Я честно рассказываю им про будущее, оказываю такую честь, а они меня кулаком по лицу. Ладно учтивость, но где ваши манеры, господа? Я все-таки благородный человек, со мной так нельзя обращаться, это оскорбление моему роду.
— Не уверен, что ты вообще человек, это невозможно, — сказал Гарольд. — Я же сам Флика помогал из-под твоего тела доставать, ты был мертвее мертвого. Да и внешне в тебе ничего людского не осталось.
— Невозможно, — согласился с ним Виктор. — Я и умер, представь себе. Почти умер. А потом пришел он…
По телу нашего бывшего соученика прошла дрожь.
— Кто «он»? — уточнил Гарольд.
— Он. — Форсез уставился на меня. — Ты же видел его, фон Рут? Видел, я знаю. Ты заметил его тогда, когда добил Августа Туллия, который был еще жив, и обчистил его карманы. И заодно обрек меня вот на такую жизнь.
— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил я у Монброна.
— Ну, так, — ответил мне он, задумчиво вертя в руках шелковый шнурок, который непонятно откуда у него взялся. — Не совсем. А ты в самом деле этого Августа Туллия добил? Он действительно после удара Жакоба не умер?
— Не понимаю, о чем он говорит, — немедленно сказал я. — Чушь какая-то.
Ага, так я и рассказал, как оно было на самом деле. Это, по факту, признание в убийстве клерика ордена. А если нас сейчас подслушивают?