Учись видеть. Уроки творческих взлетов
Шрифт:
Да и сам Евгений Монин был волшебником. Жаль, что его больше нет с нами на Земле.
А незабываемый поход в мастерскую художника Леонида Тишкова?! Помните его странные Существа, состоящие из маленькой головы и большой ноги, – Даблоиды? Черных бархатных водолазов со светящимися головами. С большой любовью сшитые бархатное сердце, усыпанное полудрагоценными каменьями, бархатную печень в цветах и многометровые велюровые желудочно-кишечные тракты, расшитые золотым бисером и блестками, похожие на Млечный Путь, уходящий в бесконечность. Его грандиозную живописную картину «Ангел и инопланетянин»…
А сны гигантского «дедушки», лежащего на длинной кровати, прикрыв глаза, и висящие на спинке этой кровати белые ангельские крылья вдохновили Пашу Мельникова на такую историю:
Я пришел домой после тяжелого трудового дня. Повесил крылья на спинку кровати, лег и заснул.
Я иду по заснеженному полю. Холодно. Очень холодно. Я подхожу к горе. Лезу на гору. Тяжело. Очень тяжело и холодно. Солнце медленно спускается вниз. Ниже, ниже – и, заходя за край моей кровати, попадает в хрустальную вазу. Вот теперь оно там. Теперь все будет хорошо.
Ну вот, опять кто-то заходит и начинается:
– Ой, какой длинный!
– А что это за штора на стене? (На тюлевой занавеске над спящим мы видим его призрачные сны.)
– А разве бывает такая длинная кровать???
Что им всем надо от меня, черт возьми! Не дадут спокойно поспать простому рядовому ангелу…
Мы установили камеру на штатив и приступили к съемкам. Лёня выстроил кадр. Моя задача была этот кадр удержать, не отхватив у снежного ангела ни головы, ни ног, чтоб он целиком поместился на экране. Немного неба над головой, рельеф скалы под сандалиями, метелки пожелтевших трав, колышущихся на ветру, дальние гряды гор, тяжелые облака, ползущие по горизонту…
– Мотор! – скомандовал Лёня.
Я нажала на кнопку.
Лёня начал раскачиваться, медленно склоняясь вперед, весь собрался, сосредоточился и очертя голову кинулся с отрога. Как гордый аэроплан, полетел он, раскинув руки, взмахнув крылами. Этого нет на фотографии, но подразумевается.
Снимок отсылает нас в будущее, к грядущему полету.
Мы с вами посетили несколько (!!!) музеев Пушкина в Москве. В мягких тапочках скользили по начищенному паркету, разглядывали подлинные черновики «Евгения Онегина», какая там кипела работа над словом – ой-ой-ой! И под стеклом реликвия – обгрызенные Пушкиным гусиные перья!!! Еще мне понравился ночной чепчик Нащокина, друга Пушкина, – весь в кружевах!
Мы посетили музей-квартиру Шаляпина (кстати, моя бабушка до революции работала у него здесь, на Садовом кольце, медсестрой), музей Леса и Музей фонарей!.. Выставку старинных граммофонов и виниловых грампластинок!.. Политехнический музей. Большой Манеж, Малый Манеж, Пушкинский музей на Волхонке. Музей личных коллекций. Выставку фотографий старинных московских домов и церквей и разных прекрасных зданий, разрушенных в Москве, – это было в Музее Андрея Сахарова. (Помните, стояла золотая осень, и этот парк – с осыпавшейся листвой? Какое дерево росло на углу около музея? Вспоминайте, вспоминайте!.. Ну и что же, что листья облетели? Они ведь лежали под деревом… Позор, никто не вспомнил. Какая невнимательность! Это была старая-престарая ветла.)
А до чего все были потрясены выставкой художников, которые предприняли беспримерное путешествие в Непал – Тибет – столицу Тибета Лхасу. Тибетским пением Леши Тегина под трубы и барабаны. А также документальным фильмом «Снежный ангел» с Лёней Тишковым в главной роли.
Вот рассказ Ани Голиковой о нашем с вами походе в Малый Манеж на выставку этих путешественников, живописцев и фотографов, писателей, изобретателей движущихся скульптур, странных музыкантов…
Малый Манеж приземистый, как из сказки, терем, в котором, кажется, не уместилось бы и несколько невысоких комнат. Но внутри оказалась целая белоснежная Вселенная под прозрачными сводами из стекла.
На какое-то мгновение я потеряла всякую власть над пространством. Со всех сторон пустынного зала глядели исполины гор. В плоской пустоте стен открылись окна – прозрения разных отчаянных искателей красоты. Это окна в Тибет.
Из одного видны – в непостижимой своей многомерности – сразу шесть вершин. Нет, на самом деле одна гора меняет свои одежды в вечном светопреставлении. Во втором видно, как свет постепенно поднимается от ее подножия до самых вершин и окрашивает на ее теле деревья, глазницы водоемов, людей вместе с их жилищами всеми цветами счастья.
Смуглые аборигены оставляют на камнях, как в раскрытой книге, свои обращения к Аннапурне – яркие рисунки-символы похожи на граффити.
Через центральный меридиан зала бежит зеркальная лента волны, и все вокруг существует в этом ее нечаянном колебании: в глазах моряка-путешественника волнистые занавеси со встретившегося ему гималайского храма превращаются в пену волн, сам же он морской бриз творит, создавая собственную, единственную блестящую, гладкую ленту жизни, по которой и плывет. Он говорит:
– Человек – волна, носимая в океане мудрости.
Повсюду вокруг необъяснимые пронзительные краски священных стен, и, странное дело, они бледнеют на фоне царства их же теней. (Свет – тень и преграда.)
Быть может, все это один центростремительный узор, как тот природный круговой рисунок стен великого Кайласа?
Да, вдалеке, в самом конце, распахнулась гигантская бездна небесная, и перед нами самая большая, недосягаемая и устрашающая горная вершина Кайлас. Все в зале замыкается ею в единый круг, все меньшие пути, проявляющиеся черно-белыми пятнами солнечных затмений, вымощенные обожженными где-то там, высоко, кирпичами, посыпанные высокогорным песком из таинственных дворцов, тем самым, по которому ходили монахи и художники.
…Те, кто по-настоящему ищет света, ищут его на небе или на земле?
После этого текста надо передохнуть. Его энергетическая насыщенность, напоенность цветом и в то же самое время прозрачность, акварельность требуют паузы.
Как я однажды пришла к вам на занятия и спрашиваю риторически:
– Ну что? О чем у нас сегодня будет идти речь?
Катя Лысенко говорит:
– Ой, а давайте помолчим?
Я так обрадовалась! Говорю:
– Давайте! Я-то смогу, но вы – не знаю, сможете ли?
И мы замолчали. Сидим, глаза закрыли, дышим, улыбаемся…
Кто к нам в аудиторию заходит – не поймет, в чем дело. Мне кажется, это было самое счастливое мгновение во всей моей десятилетней педагогической деятельности. Возможно, в конечном счете вообще это все, чему нужно учиться, – спокойно сидеть и блаженно молчать. Тогда, как пел Булат Окуджава:
Какие бы нас миновали напрасные муки,И только прекрасные муки глядели б с чела…Однако для этого требуется Понимание, которое обязательно придет к нам – не в этой жизни, так в следующей…
Глава 13
Взять интервью у премьер-министра!
А пока мы выходим со своим «репортером» на охоту в музеи, на улицы, на бульвары – за впечатлениями, информацией, иной раз тьму интересного удается раздобыть и в то же время странного, абсурдного, даже нелепого…
Я помню, Денис Батяев взял интереснейшее интервью у водителя поезда метрополитена. Сидят они на лавочке, беседуют, фон записи – кошмарный шум поездов, Денис у водителя спрашивает:
– Вот мне всегда интересно: отчего поезда неожиданно останавливаются в туннеле метро?
А тот ему отвечает:
– Это машинист выходит пописать.
В другой раз Надя Гайсенок отправилась по моей наводке в какую-то социальную контору под названием «Конкретная помощь малоимущим». Приходит и ничего не может понять: кругом плакаты, рекламирующие разные супермодели гробов. Сидит человек за начальственным столом – специалист по этому делу. И щедро дает консультации. Надька не растерялась, взяла у него потрясающее интервью, он подарил ей солидный журнал: спецвыпуск на мелованной бумаге вроде толстых модных журналов «Афиша» или «Космополитен», глянцевая обложка, финская печать, модный дизайн – очень увлекательно. Мы его полистали с огромным интересом. Передача бы получилась незабываемая, будь у начальства на радио черный юмор. Именно у начальства! У нашего народа с юмором все в порядке.
Я тут еду в метро, и мой поезд как раз останавливается в туннеле. Стоит и стоит, стоит и стоит, все перепугались, вдруг слышим объявление: «Поезд задерживается по техническим причинам. Просьба соблюдать… чистоту!..»
Пассажиры переглянулись и как начнут хохотать! Думали, скажут: «спокойствие». А ляпнули: «чистоту». Полностью незнакомые люди смотрели друг на друга и хохотали, прямо утирали слезы от смеха, особенно женщины. Только успокоятся, посмотрят друг на друга – и опять. Вечер, все усталые… И такими родными друг другу стали!