Учись видеть. Уроки творческих взлетов
Шрифт:
Однажды мне рассказывал всеми любимый и уважаемый фотохудожник Николай Гнисюк: он ехал на машине по площади Пушкина, а там какая-то заваруха. Он остановился, взял фотоаппарат и хотел вылезти – поглядеть, что случилось. К нему подходит милиционер и говорит:
– Езжайте, езжайте, тут ничего нет интересного.
– Вам не интересно, а мне интересно, – храбро отвечает юркий, невысокий, плотненький и очень талантливый Коля.
– А я вам говорю, что здесь нет ничего интересного! – повторяет милиционер.
– Вам не интересно, а мне интересно, – говорит Коля и уже подныривает под заграждающую милицейскую длань. («Длань», дети мои, это значит «рука», если кто не в курсе.)
– А ну проваливай отсюда! – грозно взревел милиционер.
– Благословляю вас в вашем гневе, – достойно говорит Коля, садится в машину и уезжает.
Это ли не блистательный урок журналистского мастерства?!
Глава 14
«…И гора родила мышь?»
Когда-то я училась на журфаке МГУ и работала в газете «Московская правда». И у меня там была колонка «150 строк». Я служила бродячим корреспондентом: выйдешь утром и бродишь до вечера по городу в поисках чего-нибудь эдакого. А потом вернешься домой, вечером напишешь – утром бежишь сдавать в редакцию.
Каждый раз меня почему-то встречал завредакцией такими словами:
– …И гора родила мышь?
Первый мой репортаж я принесла в газету с Мукомольного комбината имени Цюрупы. Я так хохотала недавно, когда нашла его в пожелтевшей от времени газете. Вы по сравнению со мной – прямо львы толстые. Но зато какое отчаянное трудолюбие в добыче материала, какое яростное желание разобраться, что там к чему, в этом абсолютно неведомом процессе! Какое прилежное старание вложить в крошечное тельце репортажа как можно более обширную информацию!.. Короче, судите сами.
На долгом пути от землепашца до пекаря хлеб обязательно должен пройти через руки мукомолов. Московский мельничный комбинат имени Цюрупы. Это огромный мельничный городок: цехи, гигантские башни элеваторов, автобаза специальных машин, на округлых боках которых написано: «Мука», рельсы железной дороги – по ним прибывают составы, груженные зерном. И производит этот гигант советской мукомольной промышленности две с половиной тысячи тонн ржаной, обдирной и сортовой муки ежедневно.
На комбинате все процессы, начиная от подачи зерна на элеваторы до погрузки муки, механизированы. (Дальше идет фраза, которой я – полный технический кретин – горжусь и сегодня!) Электромотор приводит в движение главную трансмиссию мельницы, с которой соединены мельничные машины. (Каково?!)
По конвейерной ленте течет зерно. Пока получится мука, оно пройдет через множество испытаний. Сильные магниты очистят его от металлических примесей, искусственные ветры выдуют сор и пыль… Его будут мочить и сушить, шелушить и сортировать – и только потом возьмутся за дело вальцевые станки – усовершенствованные жернова. (Вы чувствуете, какой объем информации утоптан в одном абзаце?!) Готовую муку развезут по пекарням.
(Дальше немного пафоса. Но и тут тоже, буквально на бреющем полете, пускай немного комично, ввинчено «важное» сообщение.) Большому городу нужно много хлеба. Население Москвы, например, только ржаного хлеба съедает до 700 тонн в день.
(Вдруг неожиданный поворот.) Каждый пятый сотрудник комбината – рационализатор. В прошлом году внедрение новаторских предложений принесло предприятию 641 тысячу рублей экономии.
Коллектив комбината активно готовится к ХХIV съезду КПСС. К 30 марта решено выработать сверх плана 700 тонн муки. 17 апреля мукомолы примут участие в общемосковском коммунистическом субботнике.
Заметьте: вся в белоснежном облаке муки выплывает из этого неуклюжего, неумелого репортажа какая-то ирреальная Планета Мукомолов – шелушильщиков, мочильщиков, сушильщиков, гениальных изобретателей-рационализаторов, мифологических раблезианских кормильцев громадного города! (К слову сказать, обязательно прочитайте великую, сочную, остроумную, фантастическую средневековую книгу Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»! Получите колоссальное удовольствие.)
А между тем где меня только не носило! Случайно забредя в соседний с нашим факультетом Московский геологоразведочный институт, в Музее минералов я познакомилась с одним геологом, который, буквально не сходя с места, устроил меня поваром в геологическую экспедицию на Дальний Восток, в Хабаровскую область, хотя я совершенно не умела готовить.
Но договор был подписан, и, сдав летнюю сессию, я, к ужасу моей мамы, – на три месяца! – отправилась с совершенно незнакомыми бородачами на край земли и там варила им каши в ведре на печке в крошечной избушке, а заодно многое разузнала о жизни камней и древнейших, окаменевших от времени деревьев…
Затем, будучи жутким увальнем, я записалась в университетскую секцию спелеологов. «Спелеолог» значит «исследователь и покоритель пещер». Но меня оттуда исключили за то, что на тренировке на очень большой высоте я стала отвязывать веревочную лестницу, на которой сама же и сидела. После этого поразительного случая все боялись со мной связываться. Лишь один не побоялся – знаменитый спелеолог и пиротехник Юрий Дубков. Он взял меня с собой в поход к высокогорным пещерам Северной Осетии.
И вот – внизу шумит подземная река, а мы над ней в касках с налобными фонарями (я – с велосипедной фарой на голове) ползем, как трубочисты в трубе. Руки-ноги растопырили и упираемся в стены ладонями и ступнями. Везде каменные сосульки – сталактиты, каменные цветы и натеки, похожие на медуз и драконов, исполинских черепах и дикобразов. Окаменелые водопады, тонкие каменные флаги – почти прозрачные.
Мы искали рисунки первобытных людей. В пещерах они часто встречаются. Одна французская пещера 17 тысяч лет назад вся была изрисована гигантскими быками, пещерными львами, и там же, на стенке колодца, изображена странная фигура человека с птичьим клювом, а на каждой руке у него по четыре пальца!
Рисунков мы не нашли, но можете не сомневаться: в этом походе было столько приключений, я их рассказываю, рассказываю и не могу до конца рассказать в своих детских книжках. Одна моя книга так и называется «Семь летучих пассажиров» – про то, как, уже возвращаясь из пещеры, мы прихватили с собой в картонной коробке семь летучих мышей, а когда стали их в поезде кормить с чайной ложки манной кашей, мыши разлетелись по общему вагону.
Вжих! Вжих! – носились они по коридору, сами крошечные, а посмотришь на тени: пеликаны! В вагоне паника! Все орут: «Кровососы!» Кто-то открыл окно, и летучие мыши вылетели на волю. Интересно, нашли они свою пещеру? Мне кажется, что нашли…
Непроходимая тайга на Кольском полуострове, 1974 г. Редкий солнечный день – это видно по резким теням, упавшим на крышу вездехода. В то лето постоянно лили дожди, в такую погоду особенно «приятно» в шесть утра варить кашу с тушенкой под открытым небом на костре. Взгляните на эти кривые корявые ели, на землю, поросшую мягким мхом, под ним вечно хлюпает болотная вода. Три месяца, что мы провели в этих краях, продолжался изнурительный полярный день, который научил меня ценить наши темные звездные ночи. В ушах постоянный звон из-за тучи мошки и комаров, поэтому в любую жару ты вынужден расхаживать в суровом брезентовом комбинезоне, сапогах и накомарнике, как пасечник. Я сняла на минутку накомарник, чтобы вам было ясно, что это я.
Жизнь продолжается. В зимние каникулы моя подружка Ленка Книжникова взяла меня с собой на Кавказ в Приэльбрусье. Мы поселились в горной хижине на станции географического факультета МГУ. И вместе с географами изучали лавины на горе Чегет.
Мы дружно выползали на застывшую лавину, выкапывали глубокие шурфы и по срезу в снежном колодце читали, как по книге, какая была зима в каком угодно году: теплая или холодная, вьюжная или солнечная, сколько дуло ветров и какой именно силы – все это можно узнать по полоскам на стенке шурфа.