Учитель для канарейки

Мейер Николас

— Я вырос, пока ее строили, на моих глазах, — ответил он, счастливо отдаваясь воспоминаниям, — в доме неподалеку, том самом, где умерла Альфонсин Плесси, — добавил он не без гордости. — Знаете? — прототип героини оперы Верди [29] . Они начали строительство в 1860 году, или около того, после того, как молодой Гарнье выиграл конкурс. Мы — мальчишки, тоже кое-что для нее делали, — с удовлетворением вспомнил он. — Ведра таскали, носили рабочим завтрак и все такое. Строили ее пятнадцать лет.

29

Альфонсин Плесси, девушка из простой

нормандской семьи, именовала себя Мари дю Плесси, будучи любовницей Александра Дюма-сына. После того, как она умерла от туберкулеза в возрасте двадцати трех лет (к тому времени она стала знаменитой куртизанкой), Дюма написал в 1849 году роман Дама с камелиями, в котором снова сменил ее имя, окрестив Маргаритой Готье. Пьеса по этому сюжету имела большой успех; по каким-то причинам, в Америке она стала известна как Камилль. В 1853 году Верди в опере Травиата снова изменил имя самоотверженной героини, превратив ее в Виолетту Валери.

— Пятнадцать!

— Ну, строительство не все время шло, там еще война была, а потом пришли немцы. Знаете, они до сих пор тут не очень-то ставят Вагнера.

Представьте себе мое разочарование, Уотсон. Вы же знаете, как я люблю Вагнера. Он помогает мне сосредоточиться.

— А что за раскопки ведутся сейчас вдоль улицы Скриба? — поинтересовался я. — Новые помещения для Оперы?

Он покачал головой.

— Там строят подземную железную дорогу — как у англичан.

Будучи музыкантом, работающим в оркестровой яме, я мало общался с другими отделениями Оперы. Я пользовался гардеробом оркестра, он находился далеко от гардероба сольных исполнителей или хора, и поскольку с моего стула мне была видна лишь ограниченная часть сцены, я плохо видел актеров и еще хуже — сами представления.

Однако все это не мешало мне приобщиться к мельнице слухов, так что пикантные новости разной степени важности не проходили мимо меня. Мать Жамм была настоящей ведьмой, лезущей во все, мать Мег Жири — «колоритной фигурой», она обслуживала ложи главного яруса. У мсье Мерсье, директора сцены, имелась любовница, подлинность светлых кос которой вызывала сомнения, а директора Оперы, г-да Дебьенн и Полиньи (которые, оказывается, сидели за сосновым столиком во время моего прослушивания) в скором времени собирались уходить с поста. У Дааэ, по слухам, имелся поклонник, некий виконт де Шаньи. Прошлым вечером Призрак опять говорил с Жозефом Бюке, главным рабочим сцены (который, как говорили, тоже приударял за Дааэ).

Призрак. Особенно любопытны в пышном букете странных историй и слухов, которые дошли до меня в первые две недели работы в Опере, были случавшиеся время от времени упоминания о Призраке.

— Это практически имя нарицательное, — объяснил Понелль. — Никто, похоже, уже и не знает, с чего все началось. По-моему, оттого, что это здание такое большое, и нижние помещения выглядят жутковато, люди считают, что тут водятся привидения. Говорят, внизу остались трупы, — добавил он, почтительно понизив голос, — еще со времен Коммуны, когда тут была тюрьма [30] .

30

Перед окончанием франко-прусской войны в 1871 году, группа радикально настроенных парижан, решив, что французское правительство, ответственное за унизительные условия мира, их предало, подняли оружие, которым до того сражались с немцами, и заняли часть Парижа революционной «Коммуной», организовав вторую осаду города. Кровавые бои шли два месяца, но затем коммунары потерпели поражение.

— Это здание использовали как тюрьму?

Он

мрачно кивнул.

— А тела бросали в озеро.

— Так озеро существует?

— Я сам этого не видел, но когда они выкапывали котлован для фундамента, они наткнулись на эту воду — Париж ведь на болоте стоит, знаете? — и все строительство остановилось. Но они нашли решение — временно откачав воду помпами, застелили все болотное ложе бетоном и асфальтом и поместили туда опоры здания. Потом воду постепенно пустили обратно, так что образовалось подземное озеро. На все это ушло восемь месяцев, — с гордостью сообщил он. — Хотя это вовсе не означает, что там может водиться Призрак, — добавил Понелль со слабой улыбкой.

— Все это не так просто, — возразил Бела, опять сражаясь с непослушной струной. — Его видели. Его слышали.

— А! Суеверия. Кто его видел или слышал? Где?

— В конце какого-нибудь тоннеля. Сквозь стены гримерных. Говорят, мадам Жири с ним знакома.

— Глупости говорите. Как можно быть знакомым с привидением? — нетерпеливо отрезал Понелль.

— Да в него влюблен весь corps de ballet, — не сдавался Бела. — Одна видела тень, другая — мужчину в вечернем костюме, третья — человека без головы, но все, без исключения, от него без ума.

— Но они все клянутся, что он безобразен.

— Конечно, клянутся. И они влюблены в его уродство. Вы же знаете сказку о la belle et la b^ete. [31] Уродство чудовища излучает неодолимое очарование. Покажите мне женщину, которая не была бы разочарована, когда он превратился в прекрасного принца!

— Но мсье Фредерика не очарованный принц выжил из театра, — с нажимом заметил Понелль.

— А что случилось с мсье Фредериком? — вмешался я с внезапно вспыхнувшим интересом.

31

Красавица и чудовище (фр). — прим. пер.

— А с чего бы ему, по-вашему, с воплями убежать из театра, клянясь, что он никогда больше не будет здесь играть? — вопросил Бела и повернулся ко мне. — Почему, по-вашему, вы получили это место?

— Потому что сыграл хорошо? — предположил я, несколько задетый его вопросом.

— Потому что он ушел, — нахмурившись, напомнил мне Бела. — В любом случае, — продолжил он, обращаясь к Понеллю через мое плечо, — дирекция в Призрака верит.

— Дирекция — пара идиотов, — фыркнул в ответ Понелль. — которых теперь сменит другая пара идиотов. Такова природа дирекции.

Я хотел что-то ответить, но наш разговор был прерван уже знакомым повелительным постукиванием палочкой о пюпитр.

— Господа! Четыре такта от ноты соль, будьте так любезны.

Так и проходили дни. Я поймал себя на том, что вечерами автоматически поглядываю на главный ярус. Ложа неизменно была пуста.

— Номер пятый, — пояснил Бела, проследив мой взгляд. — Говорят, она зарезервирована Призраком.

Услышав это замечание, Понелль только закатил голубые глаза.

Как вы понимаете, Уотсон, эти разговоры о Призраке мало что для меня значили. В отношении сверхъестественных проявлений я всегда был скептиком, чтобы не сказать больше. Пожалуй, эти разговоры развлекали меня, но не могу сказать, что, при своем тогдашнем настрое, я думал о них хоть сколько-нибудь серьезно. Если мне повезло получить свое место благодаря воздействию Призрака на мсье Фредерика, я должен был быть только благодарен ему. Я совсем забыл тот бестелесный, потусторонний смех, который эхо как будто донесло до меня в первый день, когда я заблудился.