Учитель для канарейки
Шрифт:
— Не имею представления.
— Мсье лё виконт, — объявил я, помолчав. — По-моему, вам не помешает выпить.
5. Рассказ виконта
Говорят, если кто-то достаточно много времени провел на том перекрестке дорог мира, именуемом Кафе де ля Пэ, рано или поздно он непременно встретит знакомца. Как раз подобных случаев я и старался избегать. Тем не менее, мне пришлось уступить юному виконту выбор заведения, где мы могли бы предаться возлияниям. Как на дуэли, где вызванному предоставляют выбирать оружие, молодой человек решил, что определение места было его прерогативой. И, поскольку он привык посещать излюбленные
Со своей стороны, виконт избрал порцию абсента, которую выпил одним глотком, и тут же заказал следующую.
— Мертв, говорите?
Стараясь излагать как можно более сжато, я рассказал ему о событиях, последовавших за его уходом из театра в тот вечер. Вместо ответа, он заказал еще по порции.
— Меня подозревают? — вдруг спросил он, не донеся очередной бокал до разбитых губ.
— Ваше алиби, похоже, отводит от вас всякие подозрения, — сообщил я, однако его это как будто не убедило.
— Ради Бога, я не убивал его. Да вы знаете, кто я такой? — с возмущением спросил он.
Из-за усталости, я ответил, не подумав.
— Кроме вашего происхождения и того, что вы — недавний выпускник Ecole Navale [43] , сейчас ожидающий выхода «Рекена» в море, на поиски выживших членов экспедиции д’Артуа, я мало что знаю. У вас есть старший брат, и отношения у вас хорошие, но…
Он смотрел на меня, приоткрыв рот.
— Так вы все-таки следили за мной!
Французская военно-морская академия, расположенная ныне в Ланвеок-Пульмик.
— Что? Нет, уверяю вас, — я пытался придумать правдоподобное объяснение. — Это просто новая наука, дедукция, — успел сказать я, прежде чем он снова прервал. — Я немного изучал ее.
— Какая наука?
— Я смотрю на вас, и что я вижу? Я вижу молодого человека с выправкой, говорящей о военном обучении. То, что вы служите во флоте, я понял, заметив татуировку в виде якоря на вашей левой руке. То, что вы лейтенант, мне подсказал носовой платок, который вы носите в рукаве, а не в нагрудном кармане, а также кольцо с печаткой на безымянном пальце вашей правой руки. Хотя вы в штатском, находясь в помещении, вы не сняли головной убор, как будто это фуражка. Вы явно не на посту, но и не больны. Продолжительный отпуск, но почему бы? Почему — подумал я — у этого молодого лейтенанта столько свободного времени? Значит, он собирается в плавание, но приказ еще не отдан. Значит, дело затягивается. Я читал в газетах о задержках в связи с подготовкой «Рекена» к плаванию в Арктику и имел смелость предположить, что именно на нем вы и служите.
Он смотрел на меня еще некоторое время.
— Наука дедукции, — внезапно его черты разгладились, и он даже прищелкнул пальцами. — А! Ясно — как Дюпен!
— Кто?
— Ну, знаете, Огюст Дюпен, знаменитый французский детектив.
Я едва не выразил свое возмущение этим идиотским замечанием, окончательно разрушив остатки своего алиби, но вовремя передумал и заказал вместо этого еще бокал коньяка [44] .
— Кто же
Холмс презирал Дюпена, считая его «крайне недалеким субъектом» (см. Этюд в багровых тонах).
— Скрипач.
— О!
— И могу вам помочь с мадемуазель Дааэ, — вдруг сказал я.
— Она отказывается говорить со мной, — пробормотал он. Я понял: если я хотел получить от него какие-то сведения, пока он еще способен был связно изъясняться, следовало поторопиться.
— Каким образом вы с ней познакомились?
— Ну, — протянул он, — как вы догадались, я тут жду отправки «Рекена». У нас бесконечные сложности с поставщиками арктического оборудования, и, можете себе представить, мой капитан не хочет, чтобы его постигла та же судьба, что и д’Артуа. Вот я и жду, — он пожал плечами, как человек, привыкший к подобным задержкам. — Месяц назад мой брат Филипп привел меня в Оперу, чтобы отвлечь. Я, собственно, о музыке ничего не знаю, но, мсье…
— Сигерсон.
— Мсье Сигерсон, как же эта девушка запала мне в душу, едва я увидел ее! Едва услышал, ибо, поистине, поет она, как канарейка, — он вспыхнул до корней волос. — Я понимаю, что это не те слова, которыми следует описывать музыку.
— О терминах не беспокойтесь. Продолжайте. Вы встречались с этой молодой женщиной?
— Я настаивал на встрече. Послал цветы и визитную карточку. Она согласилась увидеть меня. Я ей сказал, что она околдовала меня. И она, со своей стороны, дала мне понять, что неравнодушна к моим знакам внимания, однако…
— Однако — что?
— Она так таинственна, черт возьми! С одной стороны, так невинна, с другой — у нее сплошные секреты! Она клянется, что соперника у меня нет, но как я могу быть уверен? Я боюсь думать, что она мне лжет, но не могу избавиться от этой мысли! — при этом он стиснул одну руку в кулак и ударил в ладонь другой.
— Но какие у вас основания в ней сомневаться? Бюке?
— Да, я застал сегодня мерзавца на коленях в ее гримерной, — признал он, крутя в руках наполненный жидкостью бокал, — но, вышвыривая его, я знал, что это вторжение было его идеей. Конечно, мне и в голову бы не пришло, что он собирается наложить на себя руки.
Быстро пьянея, он уже, видимо, забыл то, что я рассказал о свидетельствах истинной судьбы Бюке.
— Кто же тогда?
— Расскажу вам самый ужасный пример. Я пришел послушать, как она пела Маргариту в Фаусте. Боже мой, как она пела! Никто такого доселе не слышал. Весь театр был в восторге, они сходили с ума, они превозносили ее до небес, где эхом отзывалось ее имя. Даже мой брат, который певцов знает лучше, чем я, сказал, что она в жизни так хорошо не пела. Драгоценности были — само совершенство. Что за гений, и как чудесно упакована, если вы… ну… поняли, о чем я, — закончил он, снова покраснев.
— Вы знаете, где она училась?
— Вот и я о чем — нигде она не училась, только у старика-отца, который уже умер. Никто не мог объяснить, откуда у нее такое огромное мастерство, а к концу вечера она просто упала в обморок, прямо на сцене, похоже, прием публики так поразил ее.
— А вы не думаете, что это могла быть, скажем так, театральная уловка?
— Я похож на дурака, мсье?
Я счел благоразумным покачать головой. Юный виконт прервал свой рассказ, чтобы заказать официанту пятый бокал абсента.