Учитель для канарейки
Шрифт:
— И он отдал строгие распоряжения, чтобы ложа всегда оставалась для него.
— Вы его слышали?
— Сквозь стены, мсье. У него самый красивый голос в мире.
Я взглянул на Дебьенна и Полиньи, но они сделали вид, будто не слышали этот диалог, и направились к буфету.
Прием продолжался, и обсуждение смерти несчастного рабочего сцены возобновилось с новой силой. Жутковатая история обладала притягательностью новизны, которой присутствующие не способны были сопротивляться. Я взял Ирен Адлер под локоть и мягко увел ее от центра разговоров.
— Я бы хотел осмотреть место предполагаемого самоубийства Бюке, — объяснил
Она кивнула, и когда Ла Сорелли начала свою речь, превознося на прощанье Дебьенна и Полиньи, я потихоньку выскользнул из помещения.
Прежде чем спускаться на нижние уровни, я отыскал и осмотрел гримерную Кристин Дааэ. Это было ничем не примечательное, разве что довольно просторное помещение с зеркальными стенами и складной ширмой, вроде той, что скрывала от меня Леру на прослушивании. Довершали обстановку раковина, гардероб с несколькими костюмами, бюро, вращающийся табурет и диван. В комнате витал тонкий аромат, несомненно, это был запах туалетной воды мадемуазель Дааэ.
Я и сам не знал, что рассчитывал обнаружить, но комната эта ничего мне не сказала. Заржавел я от безделья, Уотсон. Вдобавок, я был лишен обычно имевшихся в распоряжении возможностей. В Лондоне я расспросил бы людей, обнаруживших тело Бюке, осмотрел бы труп; одним словом, собрал бы побольше звеньев для своей логической цепочки. Но здесь я не мог позволить себе подобную роскошь. Практически одна рука была заломлена мне за спину. Однако, мне оставалось только работать с тем, что я имел.
Покинув гримерную, я вернулся в вестибюль, направился к винтовой лестнице в конце его и замер перед ней в нерешительности, чувствуя себя, примерно как Алиса, готовая спрыгнуть в кроличью нору.
Не забывая о том, как заблудился в подземных пространствах в прошлый раз, я очень внимательно следил за тем, куда иду.
Отголоски праздника вскоре остались позади. По мере того, как я спускался все ниже, здравицы и тосты в ответ на прощальную речь Ла Сорелли постепенно растворялись в тишине.
Добравшись, как мне показалось, до третьей площадки, я взял с подставки у лестницы большой фонарь с увеличительным стеклом и направился к декорации, где тотчас же разглядел статую из Короля Лахора. Во тьме над головой виднелась балка, на которой висел несчастный Бюке. Я еще разглядел свисавшую из тьмы конопляную веревку с аккуратно срезанным нижним концом. Осмотр места преступления полицией явно был незавершен, потому что веревку еще не убрали.
Освещение было слабым, и у меня не было лупы, Уотсон, но вы ведь знаете мои методы. Я опустился на землю и попытался исследовать место преступления. Как я и опасался, обнаружить удалось немного. Слишком много ног прошлись здесь недавно, взметая пыль и разрывая паутину, так что от меня было сокрыто и то, что я мог бы узнать. В результате, место и обстоятельства давали почву для разных интерпретаций. Несмотря на то, что никто наверху не считал Жозефа Бюке способным на самоубийство, не нашлось никакого прямого свидетельства, позволявшего исключить эту возможность. А не могло ли быть так, что Призрак (за неимением другого имени, придется использовать это) не только не убивал Бюке, а, на самом деле, пытался его спасти, обнаружив несчастного рабочего сцены и обрезав веревку, пока его товарищи поднимали тревогу и бегали за помощью? Это объяснило
Но зачем тогда он снял веревку с шеи умершего?
Я уже собирался оставить тщетные усилия и подниматься на ноги, когда сильный удар в затылок едва не лишил меня сознания, выбив фонарь из моей руки, и стало почти совершенно темно.
Прежде чем я пришел в себя, чьи-то сильные руки обхватили меня со спины и снова прижали к земле, зажав при этом дыхательное горло. Я перекатился на спину, рассчитывая сбросить невидимого противника, но он не ослабил железного захвата. Его плащ обмотался вокруг нас, пока мы катались туда и обратно по бетону, я слышал его частое дыхание у моего правого уха. Мои глаза почти закатились от нехватки воздуха, я был близок к тому, чтобы лишиться чувств.
Поняв, что требуются отчаянные меры, я использовал навыки баритсу [42] и перекинул его через плечо, так что он рухнул на пол с грохотом и вскриком. Если это и был Призрак, кости у него имелись.
Пошарив вокруг себя в темноте, я отыскал фонарь и зажег его, прежде чем подняться на ноги и наклониться над моим противником.
— Могу я спросить, чему обязан? — поинтересовался я, тяжело дыша.
Он с трудом распрямился, застонав и искоса глянул на меня, облизывая разорванную губу.
Древнее японское искусство борьбы, мастером которого был Холмс (См. Пустой дом). Искусство настолько засекреченное, что я так и не сумел отыскать живых специалистов, занимающихся им.
— Вы — Призрак? — спросил он.
— А вы?
— Я, мсье, виконт Рауль де Шаньи.
Я протянул руку второму сыну из одного из древнейших родов Франции. Он нерешительно взялся за мою руку, и я помог ему подняться. В свете лестницы наверху, я разглядел, что это был еще совсем мальчик, не старше восемнадцати лет, на покрытом грязью лице его отражался испуг.
— Что вы здесь делали?
— Я хотел бы спросить у вас то же самое, — парировал он, все еще еле дыша.
— Полагаю, в данных обстоятельствах, я могу себе позволить задавать вопросы, — мягко настоял я. — Зачем вы на меня напали?
— Разве вы — не очередной ее любовник?
— Чей это?
— Кристин! Или, скажете, не вас я выследил в ее гримерной?
Какое-то мгновенье я тупо смотрел на него, пытаясь удержать приступ смеха. Мне пришло в голову, что молодой человек запутался еще больше, чем я. Его расстроенный и взъерошенный вид развеял всякие мысли о мести. Если на то пошло, случайное стечение обстоятельств поставило нас обоих в нелепое положение.
— Куда вы пошли после схватки с Бюке? — спросил я.
— Этот негодяй… — начал он.
— Виконт, — оборвал его я. — Прошу вас, ответьте. Где вы были во время представления?
Он вздохнул и принялся отряхивать одежду с унылым и пристыженным видом.
— Мой брат не одобряет мое «безрассудное увлечение», как он выражается. Он забрал меня отсюда после моей… вспышки и настоял, чтобы я поужинал с ним у Максима. Я только что вернулся, а ее уже не было.
— Вы знаете, почему она ушла?