Учитель Истории
Шрифт:
— А каток-то немаленький! — с восхищением заметил Евгений, ступая на расчищенный лед. — И столько народу!
— Ты ни разу не был здесь? — не совсем тактично удивилась его спутница. — Если бы я знала…
— Я вообще не очень люблю людные места, — ответил он, тут же покраснев. — Маленький город слишком располагает к частым встречам знакомых. А если ты работаешь в школе да еще и не самым любимым учителем, то эти встречи могут быть… Не всегда приятными.
— Глупости, — заявила Женя. — Здесь всё зависит только от тебя, от твоего отношения. Правда ведь, Филипп?
Но я не ответил: я спешил отъехать подальше, чтобы не мешать паре налаживать контакт. Вышло не очень ловко — мое отсутствие тут же заметили — но зато дружеский
Пока же просто покатаемся.
— Филипп Анатольевич, добрый вечер!
Это ученица из моей группы, пронеслась мимо под руку с подружкой и исчезла, как не было ее. Ох, прав был Евгений насчет маленького города… Ну да ладно. С коньками я обращаюсь не особенно виртуозно, но достаточно сносно, чтобы не привлекать чьего бы то ни было постороннего внимания. Поэтому я просто влился в общий поток и принялся методично нарезать круги, не особенно вдаваясь в подробности, кто именно меня окружает. Влюбленные парочки и угрюмые одиночки, игриво поглядывающие по сторонам девушки и выпендривающиеся перед ними «профессионалы», проносящиеся мимо с пугающей «забортных» мамашек скоростью. Родители с детьми: те, кто только еще учится кататься, и те, кто учит. Много разных лиц, совершенно не знакомых и, вроде бы, уже где-то виденных. Посередине, в своеобразном «або офо», где даже в разгар бури царит относительное спокойствие, упражнялись те, чьи навыки катания не ограничивались умением ездить по прямой, поворачивать (почему-то только влево, против часовой стрелки) и тормозить на не слишком больших скоростях. Но мне больше нравилось просто ездить. Скользи себе неспешно вперед, думай о приятном и отрешись от всех забот. То, что нужно сейчас. Музыка, приятная и ненавязчивая, органично дополняла атмосферу вечернего отдыха; на третьей песне я перестал жалеть, что не взял с собой плеер: и так репертуар что надо. К тому же, часто попадались любимые исполнители из категории «ретро»: «Цветы» Намина, Малежик, Никольский, ранние Наутилусы. В общем, было здорово.
В какой-то момент я потерял из поля зрения обоих своих Жень и тут же принялся высматривать: чем занимаются? Не повздорили? Внезапно взгляд зацепился за знакомое лицо.
— Татьяна! Вот так случай!
— Добрый вечер, Филипп, — раскрасневшаяся учительница математики поравнялась со мной и приветливо улыбнулась. — Как часто мы с вами стали встречаться в последнее время! Просто удивительно!
— И главное, в самых неожиданных местах, — поддержал я. — Почему вы одна здесь?
— Я не одна, — она отвернула в сторону к обочине, я последовал за ней. — Костя скоро должен подойти, он позже освободился с работы. — Могу задать вам тот же вопрос?
— Можете, — рассмеялся я. — Но боюсь, ответ получится длинным и запутанным.
— Почему-то мне кажется, что это совсем не так, — Татьяна тоже засмеялась, но глаза ее не сменили вопросительного выражения на какое-нибудь другое, и в итоге мне все равно пришлось отвечать.
— Таким образом, — закончил я свой короткий рассказ. — Я вращаюсь тут, как спутник вокруг сдвоенной планеты, ожидая, когда во мне возникнет необходимость, и увлеченные друг другом небесные светила призовут мою скромную персону к себе.
— Для одинокого покинутого спутника вы выглядите чересчур безмятежно, — со смехом уверила меня она. — Видела, как вы подпевали Боярскому. Но я рада за Евгения Валерьевича, надеюсь, у него всё получится. Он очень интересный молодой человек. Хоть и необычный. Таким всегда тяжело.
— Подписываюсь под каждым словом, — подтвердил я. — Кроме Боярского. Как ваше настроение?
— Если быть совсем откровенной, — она опустила взгляд, и линия ее губ тут же распрямилась. — То с некоторого времени весьма и весьма неважное.
Я тут же принялся выспрашивать, что же такого ужасного могло произойти, что в столь замечательный вечер у столь замечательной девушки испортилось настроение. Но вместо ответа Татьяна лишь коротко кивнула в сторону вереницы катающихся.
— Он тоже здесь.
— Ах вот оно что…
Не было смысла уточнять, кого именно она имела в виду. И так всё понятно. Веня Ремез. Одержимый поклонник, автор слюнявой графомании и расплывчатых угроз, претендующих на серьезность.
— Честно говоря, увидев вас, я поначалу подумала, что вы всё-таки откликнулись на мою просьбу и решили проследить за ним.
— Увы, нет, это чистой воды совпадение, — я уже был не рад, что окликнул её. — Давно вы его заметили?
— Минут пять назад. Хотя сама я здесь уже с полчаса. Вот он, видите? Тоже остановился.
На противоположной стороне катка я и вправду различил худую долговязую фигуру, одетую тонкую черную куртку, и припомнил, что видел ее, эту фигуру, с самого начала катания. Выходит, он здесь гораздо дольше пяти минут. Ремез перешел со льда на узкую нерасчищенную полоску, тянущуюся вдоль бортика, и сейчас неторопливо брел в сторону большой кучи снега: сваленная в одном из углов огороженной площадки, она была буквально облеплена играющей малышней. Подойдя ближе, Вениамин принялся лепить снежки и один за другим бросать их в ближайшее к нему дерево, из тех, что росли неподалеку. Время от времени, думая, что его никто не видит, швырялся снегом и в детей.
Я сочувственно покрутил пальцем у виска.
— Псих.
— Ставший уже, кажется, частью моей жизни, — вздохнула Татьяна. — Мне кажется, я скоро не выдержу и расскажу Косте.
— Не боитесь?
— Чего мне бояться? Я не сделала ничего плохого. Разве только он будет недоволен, что я не поделилась с ним раньше… Но кто же знал, что он никак не успокоится. Вы так и не прочитали письмо, которое я хотела передать вам на этих выходных?
— Вы же сами выбросили его, — напомнил я. — В сугроб. Трудно прочитать то, что так и не побывало у тебя в руках.
— Да, точно… Простите, глупый вопрос.
— Ничего страшного.
На самом деле, это было неправдой. Я действительно не подбирал ту бумажку и даже не собирался ее подбирать. Но вот моя собака… На следующее утро, ближе к обеду, когда я наконец заставил себя вылезти из кровати, то к немалому своему удивлению обнаружил возле миски своего соратника по робинзонству скомканный, перемазанный собачьими слюнями конверт. Тут же всё стало понятно: свято полагая, что любой летящий неодушевленный предмет следует рассматривать исключительно в качестве апорта, Агат подхватил выброшенное учительницей письмо и принес его домой. Как я этого не заметил — понятия не имею. Видимо, пребывал в глубокой задумчивости, а потом из комнаты вышла Вера. Заметила ли Татьяна? — вот это вопрос. В любом случае, решив, что раз так распорядился слепой случай, я ознакомился с посланием Ремеза и… В общем, та же фигня. Очередное унылое «люблю, жить без любимой не могу, соперников на кол посажу, тебя на край света увезу». Поэтому, соврав Татьяне, я не слишком покривил душой: письмо, как письмо, ничего выдающегося, а давать ей дополнительную «воду» для переливания из пустого в порожнее как-то не хотелось. Она милая особа, я тоже ничего так собеседник, а вот Ремез чудило и неприятная личность — остановимся на этом.
— Прокатимся? — предложила Татьяна, потирая ладони. — Я уже немного замерзла.
— Да, конечно, — я оторвал взгляд от фанатично расстреливавшего дерево школьника и оттолкнулся ото льда. — Вечер просто замечательный. Кстати, вы не в курсе, как у Сонечки продвигаются дела с поисками ее молодого человека.
— В курсе, — с легкой иронией в голосе ответила девушка. — Вчера он наконец вышел с ней на связь. Они с друзьями ездили за город на какую-то военную игру.
— С дружиной?
— Да, кажется, она именно так это называла. Я не запомнила.