Учитель Истории
Шрифт:
— Крашусь я, потому что так хочу. Я так решила, и это мой выбор. Не хочу, чтобы обо мне судили по моей внешности. Дело не в стереотипах даже. Я знаю, что я красивая, пусть даже крашеная и картавлю. Но ты все равно, узнав, что я блондинка, только что стал относиться ко мне иначе. Не хуже, но иначе, ведь верно?
— Может быть… — поразмыслив, согласился я.
— А дело все в том, что у вас, у взрослых, совершенно нет фантазии, и вы не видите дальше своего носа. Вы, как дрессированные собаки: можете идеально исполнять все команды, но не потому, что понимаете человеческую речь, а потому что так
— Ты хочешь сказать, — я придвинулся поближе к девушке. — Чтобы победить громобоев, нужно их понять?
— Чтобы победить громобоев, нужно найти их уязвимое место и ударить туда. Какое уязвимое место у любой человеческой группы?
— Это зависит от того, что за группа… — я задумался. — В преступных группах силен авторитаризм. Но завалить их лидера…
— Да нет же! — Яна приняла сидячее положение и попыталась поправить обмотанный вокруг коленки шарф. — До Гелика ты не доберешься, до Пледа тоже. А до их старших лидеров — тем более. Но есть те, кто тебе по зубам. Кто может рассказать много интересного. Ты просто боишься признаться сам себе.
— Признаться в чем?
— Признаться в том, что нужно бить первым, а не ждать, когда начнут бить тебя. Это знает любой школьник. Даже девочки.
— Кажется, я понял, кого ты имеешь в виду, — улыбнулся я про себя. — Определенно стоит попробовать… Как только мы отсюда выберемся.
В ответ девочка разразилась потоком ругани.
— Чертова нога! Да перестань ты уже болеть! Бесполезная кривая коряга!
— Ты скучаешь по нему? — спросил я безо всяких прелюдий.
— По кому? — она отвлеклась от самоистязания и притихла.
Боится ответа, понял я. Но отступать уже поздно.
— По Алику.
Она заговорила не сразу.
— Тебе мама рассказала, да? Конечно, она, кто же еще. Мне иногда кажется, она меня винит во всем, что произошло. Ну, в этой истории с Аликом и громобоями, заварухе с квартирой. Я говорю себе, что это не так, но получается не очень убедительно. Да, я скучаю по Алику. Он был очень хороший. Но он не вернется ко мне.
— Думаешь, не вернется? Судя по тому, что я слышал о нем, он не из таких.
— Он испугался.
Вот и весь ответ.
— Почему ты так решила? — задал я последний глупый вопрос.
— Потому что иначе он не уехал бы вот так, один. Он взял бы меня с собой. И я поехала бы.
Глава XXXII: Потери и приобретения
Вообще я не собирался развязывать против громобоев полноценную партизанскую войну. Не настолько еще я расхотел жить. Нужно было как-то дотерпеть до пятницы, провести последний урок — и ехать домой. Потом вернуться в понедельник, сходить в суд, закончить дело с квартирой (перед этим, разумеется, освободив Яниного отца), после чего покинуть Младов уже навсегда. Без сокровищ, но со своей головой на плечах и шкурой на костях…
Все пошло насмарку. Все уже давно пошло насмарку, просто раньше… Да, раньше это не било лично по мне.
А теперь ударило. И для этого даже не понадобилось дожидаться, когда мы покинем пещеру.
— Мне так жаль… — опиравшаяся на самодельный костыль и мое плечо Яна, с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать при виде дымящихся останков машины. — Мы оставили ее здесь… А они нашли…
— Да, нашли, — подтвердил я безжизненным голосом. — Этого стоило ожидать.
— Она была такая красивая… Такая классная…
Я вдохнул запах паленой резины, бензина и пластика. Так вот всё и заканчивается. Не уберег. Не сохранил… Даже не знаю, что теперь сказать. Сколько раз выручала ты меня, Пенелопушка — и не сосчитаешь сходу. Много раз. И от полиции мы с тобой убегали, и от бандитов. И за похитителями гонялись. И на летней резине по заснеженному лесу рассекали. И чего еще только не делали… Ты попадала в аварии, царапалась, билась — но я восстанавливал тебя, потому что лучшей машины все равно было не найти. Три года мы были вместе, и за все эти три года ты не заслужила ни единого дурного слова в свой адрес. А теперь…
— А теперь это куча горелого металла.
Яна подалась чуть вперед, повернулась и заглянула мне в глаза.
— Ее можно починить?
Я издал лишь короткий истерический смешок.
— Шутишь? Конечно же, нет.
— И что теперь делать?
— Ничего, — я перехватил ее руку поудобнее. — Нужно поймать машину и возвращаться в Младов. Я вызову такси.
— Тебе не жалко? — лицо девочки приняло удивленно-озадаченное выражение. — Я думала, ты дорожишь ей.
— Жалко, — сухо ответил я сквозь подступающий к горлу комок. — Эта тачка не раз и не два меня выручала. Поэтому да, я очень дорожил ей. Но здесь нет трагедии: это всего лишь железо. Мне выплатят страховку, и я куплю новую машину. Куда хуже, что теперь они точно знают, кого ловили в лесу.
— Да, действительно… Об этом я не подумала.
— Поэтому нам нужно как можно скорее выбраться отсюда. Пока им не стало известно, что со мной была ты.
— Они все равно рано или поздно выяснят. К тому же, мне нельзя домой.
— Конечно, тебе нельзя домой, — я подумал немного о другом, но вывод оказался точно таким же. — Тебе нужно в больницу. Черт, в больницу! Точно!
Двадцать минут спустя, когда уже окончательно рассвело, перед заброшенной усадьбой тормознула карета скорой помощи, откуда тотчас выпрыгнул взъерошенный Еремицкий.
— Где Жеха? Что случилось? Ты выглядишь, как бомж-неандерталец. И она не лучше. Совсем сдурел сюда свою малолетку тащить? Ох, ты ж, мать моя женщина, ёж с огнеметом… Это что, твоя тачка?
— Лёвушка, — воззвал я к нему, даже не думая отвечать на многочисленные вопросы. — Болтологией займемся позже. Всеми правдами прошу: увези девочку отсюда. У нее что-то с коленом, то ли вывих, то ли перелом — я не пойму. Ей срочно нужна помощь. И безопасность.
— Сделаю, — тут же организовался маммолог. — Ступать можешь?