Удар катаны
Шрифт:
К рассвету беспомощный экипаж корабля только и мог, воскрешая забытые традиции парусного флота, палить из пушки, взывая о спасении. Эти выстрелы привлекли внимание находившегося неподалеку датского парохода «Принцесс Дагмар», который и пришел к русскому контрминоносцу. Буксир удалось завести лишь через четыре часа, закрепив его вокруг боевой рубки и за основание носового семидесятипятимиллиметрового орудия. Шторм в это время понемногу затих и «Принцесс Дагмар» без помех притащил «Бравого» в Кронштадт.
— Слава богу, — написал Михаил II на рапорте командира, — что все кончилось так благополучно. Датчанам
А лейтенанта Анжу и поручика Саввича неожиданно для всех пригласили на Большой прием к его величеству в Гатчину…
Специальный поезд неторопливо вез приглашенных на высочайшую аудиенцию вдоль хмурых, как обычно, полей, перелесков и рошиц Петербургской губернии. В богато отделанных купе звучала негромкая разноязыкая речь, причем французская, пожалуй, даже чаще, чем русская. Впрочем, в купе, в котором разместились Анжу и Саввич говорили только по-русски. Трое армейских подполковников, гвардейский капитан и двое моряков быстро нашли общие темы для разговора, несмотря на разницу в чинах и возрасте. И через некоторое время обнаружили даже наличие общих знакомых. Как после этого пошутил один из подполковников:
— Если у двоих военных через четверть часа разговора не нашлось ни одного общего знакомого, значит один из них — шпион.
Дружно посмеялись над этой шуткой, потом веселую историю о строевом смотре в стрелковом батальоне рассказал капитан гвардии. А затем тот же подполковник спросил не имеют ли моряки отношения к недавно распубликованным в некоторых газетах случаем с героической борьбой со стихией экипажа миноносца «Бравый». Саввич сознался, что так оно и есть. Пришлось Анжу рассказывать «как оно все было на самом деле», при этом стараясь не вспоминать про неисправные механизмы и качество работы Невского завода.
За рассказом время пролетело незаметно. Неожиданно для Анжу поезд начал замедлять ход и за окнами показалось здание Царского павильона. Пассажиры стали оправлять мундиры и надевать портупеи. Наконец вагоны плавно остановились и кондукторы, все как один высокие, стройные и мускулистые, словно Геркулесы с картин художников академической школы, пригласили пассажиров на выход. На платформу из вагонов вальяжно выбирались господа сановники, чиновники и военные. Блестящее золото эполет и орденов, звяканье парадных, с гладкими колесиками, золоченых шпор на сторублевых тимофеевских сапогах, аромат французских духов и напомаженных усов, бород и бакенбард царили в этой негустой толпе. Саввич, Анжу и гвардейский капитан Черепанов выделялись на этом фоне белыми, а точнее, учитывая цвет морских мундиров, черными воронами. Однако никто на это особого внимания не обращал. Выйдя на привокзальную площадь, они рассаживались попарно в специально присланные дворцовым ведомством экипажи. Как только последний из пассажиров занял место в коляске, все экипажи дружно тронулись и отправились к Большому Гатчинскому дворцу. Колонна экипажей, обогнув Кухонное каре, выехала мимо памятника Павлу I на плац к центральному корпусу. Коляски по одной подъезжали к парадному входу, высаживали пассажиров и уезжали, скрываясь за Конюшенным каре.
Прошествовав вслед за первыми гостями мимо выставленных на дороге у стен лакеев через Аванзал, Анжу и его спутник оказались в Кавалергардском зале. Там уже вовсю трудился церемониймейстер двора Александр Танеев, руководя расстановкой приглашенных на прием по чинам. Анжу и Саввич, по незначительности званий идолжностей, оказались в самом конце шеренги, сразу после какого-то чиновника из Министерства Путей Сообщения. Который с удивлением смотрел на Анжу после того, как Танеев лично с ним поздоровался.
Выстроив шеренгу, Танеев бесшумно проскользнул по паркету к дверям, ведущим во внутренние покои дворца. Грянули трубы. Массивные, украшенные золотой резьбой двустворчатые двери распахнулись. Из них вышел мажордом и, трижды стукнув жезлом о пол, объявил:
— Его Величество Михаил II, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсонеса Таврического, царь Грузинский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский и прочая, и прочая, и прочая…
С небольшой свитой в зал вошел высокого роста молодой человек в черном мундире генерал-адмирала. Как заметил Анжу Михаил очень возмужал. Из смешливого, шаловливого подростка он превратился в юношу весьма приятной наружности. В отличие от бородачей свиты, император был гладко выбрит. Лицо его украшали небольшие франтоватые усики. Смотрел государь пытливо и внимательно, словно хотел спросить каждого из приглашенных о чем-то важном. Медленно проходя вдоль строя, царь, пожав руку очередного гостя, удостаивал его короткой беседы. Император и свита постепенно приближались к застывшим по стойке смирно Анжу и Саввичу.
Наконец Михаил II подошел к морякам.
— Ваше императорское величество, лейтенант Анжу, — представился Петр.
Царь крепко пожал ему руку, улыбнулся и спросил:
— В море чувствуете себя лучше, чем при дворе?
Анжу задумался на секунду, поймав сердитый взгляд одного из свитских. Понятно, как ни скажи — кого-нибудь да обидишь.
— Не вижу разницы, ваше императорское величество, — улыбнулся Петр, мысленно готовясь к любой реакции. Но император сумел его удивить. Негромко рассмеявшись, он повернулся к тому самому недовольному свитскому, полковнику, как вспомнил Анжу, по фамилии Мордвинов и так же негромко сказал.
— Он прав, Анатолий Александрович, а не вы… При дворе опасно не менее, чем в море.
Повернувшись к Анжу, Михаил II спросил:
— Вам еще долго ценз исправлять?
— Еще год, ваше императорское величество, — ответил удивленный неожиданным вопросом Анжу.
— Отлично. Поздравляю вас флигель-адъютантом и старшим офицером моей новой яхты «Алмаз». А через год надеюсь поздравить вас с новым чином, Петр Иванович.
— Покорнейше благодарю, ваше императорское величество, — только и смог ответить ошеломленный Петр.