Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека
Шрифт:
Приехали полицейские. Чосек распределил роли. Постучались. Ворвались. «Руки вверх!»
Сидят за столом два оборванца, каких теперь много, пьют сидр и жуют ливерную колбасу. Низшей, конечно, категории, потому что запах преотвратительный, как на свалке в жаркий безветренный день.
Все обыскали, хотя и обыскивать было особенно нечего: так, койка железная солдатская у стены стояла и шкаф пустой с отвалившимися створками. Карманы у бродяг вывернули. Стены простучали.
— Где ваше оружие? — спросил Чосек.
— Поздно пригласились, товарищи-сэры, — улыбаясь, развел руками растрепанный. — Оружие демонтировали. Все поели-попили, поделиться уже нечем! Вечный циркулус вициозус!
Это значило по-латыни что-то вроде вечно безвыходного положения.
— А как же хозяин, из которого вы «ливер вытрясли»?
— Жрет, живодер, поди, дома сухую колбасу, — сказал растрепанный, понимающе ухмыляясь. — А мне, бывшему профессору, за день работы заплатил кусок ливерной, которую до эпохи «нового мышления» и собаки избегали…
Понял Чосек свою промашку и сказал полицейским:
— Придется извиниться. Ошибочка вышла, потревожили мы не преступников, а жертву преступлений! — На пороге обернулся: — Подскажите, пожалуйста, что такое «чипок»? Нет в словарях этого слова!
— В словарях того не сыщешь, что есть в жизни! «Чипок» — торговая точка самого низшего разряда, где всякую дрянь на разлив продают — для травли тех, кто ослаб и забыл о своем достоинстве…
Гений
Пан Дыля был знатоком классической поэзии, хорошо читал наизусть, особенно из книг О., которого считал непревзойденным мастером.
Однажды троица оказалась в городе, где жил О.
— Я не прощу себе, если не взгляну на живого О., — сказал пан Дыля. — Это истинный гений. Меня не удивляет, что о нем ничего не пишут и не говорят в нашем королевстве. Власти боятся такого ума и такого духа, который видит низменную подоплеку политики правящей банды.
И он убедил друзей поселиться в заброшенном сарае — напротив домика, в котором, судя по адресу, жил О.
Едва взошло солнце, друзья принялись наблюдать за домиком, надеясь увидеть тонкого и благородного поэта, но увидели какого-то немощного, пожилого человека в рваной телогрейке, который то колол дрова, то пойло в ведре таскал свинье, то копался в огороде, то с авоськой бегал в магазин, то развешивал на веревке белье.
— Не выходит из хаты твой гений, — сказал Чосек. — Наверно, витает среди муз, что-нибудь сочиняет… И как появляются такие божественные люди? Поверь, Дыля, ты открыл для меня источник постоянной душевной радости. Такому человеку я бы бесплатно прислуживал всю жизнь — из одной только благодарности… Завидую неутомимому работнику, которого он нанял!..
Вскоре друзья «познакомились» с другими обитателями домика: молодым парнем в голубом джинсовом костюме, прикатившем на мотоцикле, и двумя красивыми девушками, которые, однако, весьма некрасиво ругались между собою по всякому поводу.
— Наверно, это его дети, — предположил пан Дыля. — Сразу видно, бездельники. Но как они могли вырасти неотесанными, если их души с детства соприкасались с душою О.?
Потом друзья увидели женщину, которая грубо бранила работника в рваной телогрейке, находя никудышной всю его работу. Тот молча кивал головой и вновь принимался за дело.
— Какая злюка, эта надсмотрщица! Наверно, сам О. уехал с женою куда-либо за границу, — сказал Чосек. — Я слышал, писатели, что стряпают оды в честь нашего губернатора, усвоившего демократию с первой самостоятельной процедуры на горшке, по нескольку месяцев в году живут на курортах теплых южных побережий. И хотя О. не таков, все же могли сделать для него исключение, боясь обличений…
На следующий день пан Дыля не выдержал, спросил прохожего, где найти О.
— Так вон же он, — показал рукой прохожий на человека в телогрейке. — Выскребает навоз из хлева… А вон и его жена, — он ткнул пальцем в «домработницу», которая как раз выглянула на крыльцо.
Пан Дыля был поражен и удручен.
— А знаете ли вы, что это за человек? — спросил он, волнуясь.
— Человек как человек, кто его разберет? — был ответ. — Говорят, что будто сочиняет книжки, да я их не видел и не читал: чему может научить тот, который, как и я, копается в навозе?..
На друзей очень подействовали эти слова. Они будто потеряли что-то важное.
Между тем в доме О. вспыхнул большой скандал: на всю улицу бранились и осыпали друг друга ругательствами его дети, и жена, заламывая руки, упрекала О. за то, что он нищий и не умеет зарабатывать столько, сколько «другие мужики»…
Пан Дыля побелел, как полотно.
— Клянусь честью, эти несчастные даже не подозревают, с кем живут бок о бок и чьими трудами пользуются! — заключил он. — Они, конечно же, ничего не читали, а если и водили глазами по строчкам, то ничего не поняли… Это мне ясно. Но откуда такие силы у О.? Много драм в несовершенном мире, но самая ужасная, на мой взгляд, — полное одиночество человека, который мог бы вывести людей из мрака, если бы они сумели понять его. Но в том-то и проблема, что его не поймут и на поверхности жизни по-прежнему останутся негодяи!
— Знаете что? Давайте поговорим с О.? — предложил Чосек.
— Нет, — пан Дыля покачал головой, — мы недостойны даже обратиться к нему, потому что не узнали его!..
«Гымза-казус»
Когда прошел слух, что пан Гымза при смерти, пан Дыля решил проведать его, чтобы побудить простить долги своим рабочим.
Миллионер лежал на высоком ложе, выдвинутом на середину комнаты для удобства врачей. Многочисленные цветные подушки и четыре застывших лакея, не сводивших глаз со своего патрона, напоминали о гробе, цветах и почетном карауле.