Уездный город С***
Шрифт:
— Ну да, — нехотя согласилась Брамс. — Но кто же тогда может быть убийцей?
— Не знаю, но почти уверен, что искать его нужно всё там же, на «Взлёте». Завод большой, там работают многие горожане, но всё равно слишком много совпадений для одного дела. Странно, но единственной, кто выбивается из общей картины, является Навалова. Складывается впечатление, что именно она была важнее всего, а остальные — уже для отвода глаз. Я многое бы отдал, чтобы выяснить об этой скрытной особе хоть что-то, но увы, она не оставила нам шансов: ни родных, ни друзей, ни личной переписки. Даже её вещи, как и вещи Дёминой, до сих пор не нашли и, я уверен, уже не найдут. Если убийца не дурак, а он не дурак, то всё это давно сгорело или кануло на воду. Так что «Взлёт» и вещевик — это по-прежнему единственное, что у нас есть. Но сначала, конечно, попробуем выяснить ещё что-нибудь о жизни Акулины. Пройдёмся? Здесь недалеко дом её ближайшей подруги, вдруг да и расскажет что. А вечером займёмся с вами дурным и низким делом, — иронично усмехнулся он.
— Это каким таким? — удивилась девушка, подцепляя поручика под локоть.
— Чтением чужих писем и дневника.
— Всего-то? — разочаровалась Аэлита. — Да что ей в тех письмах, она же мёртвая!
— Всё одно, чужой дневник, — пожал плечами Титов. — Ничего благородного в этом нет.
— Ну скажете тоже, трагедия… Вон, дневники и письма всяких мёртвых писателей публикуют, и немалым тиражом, — логично возразила девушка.
— Кхм. Пожалуй, с этой стороны я на вопрос не смотрел, — чуть смутился Натан.
— Погодите, но как же «Взлёт»? Разве это не срочно?
— Тоже срочно, но в первую очередь нужно разузнать побольше о круге общения третьей жертвы и её последних минутах. Умерла Акулина тоже после девяти, но когда её оглушили — неясно. Пока выходит, что последней её видела мать около полудня.
— А мог, скажем, Хрищев быть сообщником Горбача? — азартно предположила Аэлита. — Он ведь шофёр, на том же «Взлёте».
— Соображаете, — похвалил Титов. — Только мотива мы у Хрищева так и не нашли, а кто что мог — это мы выясним только после поездки на завод. Думаю, завтра уже. Лично мне эта версия не кажется интересной, а там — кто знает.
— Натан Ильич, а я вот еще что вспомнила. То — то, — что показывал нам этот лысый, на сову похожий, из Охранки. Почему вы про него не думаете?
— Брамс, вы же сами постановили, что следы на телах не имеют с этим «нечто» ничего общего! — усмехнулся поручик. — Уже передумали и решили записать его в сообщники?
— Вряд ли, я же не знаю, что это такое, — смешалась Аэлита. — Но всё равно, не просто ведь так нам её подсунули, да?
— Не просто, — согласился мужчина. — И дом, у которого неизменно обрывался след Наваловой, взорвали не просто так. Только как всё это привязать к делу, пока неясно, и даже неясно, в каком направлении стоит искать. И если прыгать вокруг и строить пустые гипотезы, мы лишь потратим время и запутаемся ещё больше, увязнув в количестве версий. Из фактов у нас имеются три трупа, повторение убийцей нелепого ритуала тридцатилетней давности, его природа вещевика и тонкая, но явная ниточка к «Взлёту». Ну и та вещь, следы которой найдены на всех покойницах.
— Толку с неё, — недовольно нахмурилась Брамс.
— От неё нет пользы, пока мы её не нашли. Поверьте моему опыту, она свою роль ещё сыграет.
— Да ладно, какая там роль, — скривилась девушка и вздохнула. — Мне на самом деле другое обидно. Мы столько бились над восстановлением умбры, эта идея казалась такой перспективной, а ничего толком не дала…
— Вы хотите результата слишком быстро, — не удержался от улыбки Титов. — Что значит — ничего не дала? Вы как минимум установили способ, которым стёрли умбру, который также косвенно указывает на «Взлёт». Не кисните, Брамс, вся наша жизнь — дорога проб и ошибок.
Девушка понуро кивнула, признавая правоту поручика, а там они добрались до нужного дома, и стало не до посторонних разговоров.
Бело-розовый, легкомысленного вида особнячок, в котором обитало большое семейство Царёвых — родители, два младших сына и четыре дочери, из которых нужная являлась старшей, — стоял чуть в стороне от дороги, за небольшим сквером со старыми липами, огороженным низким кованым заборчиком без ворот. То ли земля эта принадлежала городу, то ли Царёвы были достаточно гостеприимны и не возражали против случайных прохожих.
Тамара, лучшая подруга покойной, оказалась типической приличной девушкой из хорошей семьи, незамужней, но, кажется, имеющей жениха. Со светлыми кудряшками и лицом сердечком, с голубыми глазами и в розовом, немного кукольном платье, она выглядела, впрочем, мило и даже трогательно, как девочка, — совершенно не во вкусе Натана, но он знал мужчин, предпочитавших именно такой тип. Единственной зацепившей внимание деталью облика были чуть припухшие нос и глаза. Деталь эту девушка пыталась загримировать, и от обилия пудры лицо казалось совершенно фарфоровым.
При беседе пожелал присутствовать отец, статный мужчина из бывших офицеров и нынешних чиновников, и Титов не видел причин ему отказывать.
– сли вы не желаете говорить об этом сейчас, мы можем прийти в более удобное время, — сказал поручик, переводя взгляд с девушки на родителя и обратно.
— Нет-нет, задавайте свои вопросы, конечно, я понимаю, это нужно, чтобы узнать, кто Кулечку… — Царёва шумно вздохнула, приложила платок к глазам.
Кажется, несмотря на общую искусственность облика, в своей печали Тамара была искренна.
— Для начала я бы хотел всё же уяснить, что не так было в их с мужем семье. Насколько я понял, женились они без принуждения, по взаимной склонности, разве нет?
— Да, конечно, по склонности, Кулечка была очарована Сергей Михалычем, он так красиво ухаживал — цветы, театр, всяческие мелкие подарки. Они очень, очень гармоничная пара. Были, — поправила себя девушка с новым вздохом. — А потом я и сама не поняла! Я Кулечке постоянно говорю: ну чего тебе не хватает? Умный, жалование большое, ни в чём не отказывает. Ну староват, конечно, но мужчине можно, он же не толстый был, как вот например…
— Тамара, — тихо, но веско проговорил отец. — Господину полицейскому не интересны твои сплетни о соседях.
— Простите, — явственно смутилась девушка, хотя через слой пудры краска и не проступила. — Так вот, мы с Кулечкой каждый раз, как разговор заходит… — торопливо продолжила она, потом осеклась и тихо добавила, опять аккуратно промокнув глаза: — Извините. Не могу привыкнуть, что…
— Тамара, соберись. Потом, — столь же тихо, уверенно воззвал к ней отец. Кажется, вызвался присутствовать при разговоре он не из опасения, что полицейские обидят дочь, а вот как раз для этого: не позволять дочери отвлекаться и болтать попусту.