Уездный город С***
Шрифт:
Мать Акулины жила в своём доме, неподалёку, и от Горбачей Титов направился сразу к ней. Дверь открыла крепкая, дородная, нелюдимая женщина с грубым круглым лицом, чёрной тугой косой и усиками на мясистой верхней губе. Судя по всему, служанка; во всяком случае, у поручика и мысли не возникло, что именно эта особа могла быть матерью Акулины — у них не было совершенно ничего общего. Женщина впустила полицейских молча, без вопросов, и проводила их в гостиную, не интересуясь целью визита и не обращая внимания на попытки поручика объясниться.
Хозяйка нашлась в гостиной. Скрючившаяся в кресле, закутанная в тёмную цветастую шаль, с жёлтой кожей и неряшливыми клочьями редких волос, она казалась древней старухой, что стало для Титова полной неожиданностью. Акулине же всего двадцать два, и она единственный ребёнок. Как же так получилось?
Или, может быть, это вообще не тот дом?
Впрочем, приглядевшись — не глазами, а чутьём живника, — Титов понял, что дело в болезни. Какой-то недуг, незнакомый поручику, пожирал женщину изнутри, и, кажется, ей оставалось совсем недолго. Болезненность хозяйки особенно бросалось в глаза в этой гостиной — нарядной, с кружевной скатертью на столе, персиковыми обоями и тёплой ореховой мебелью. И первый вопрос, почему она сама не пыталась искать дочь, отпал естественным образом: было непонятно, как она вообще сумела дойти даже до соседнего дома. Не иначе как при помощи сиделки.
Натан почувствовал горечь. Сейчас ему предстояло самое трудное в службе дело: глядя в глаза умирающей женщине, сообщить, что она, несмотря на недуг, пережила собственную дочь.
— Здравствуйте, Наталия Николаевна, — мягко обратился поручик к хозяйке, которая молча смотрела в окно и не удостоила гостей взглядом. — Я…
— Всё же не обмануло материнское сердце, — тяжко вздохнула женщина и словно бы с трудом повернула голову. Светлые, полузакрытые бельмами глаза уставились на Титова, но тот не мог бы поручиться, что она хоть что-то видит. — Умерла Кулечка моя… Теперь и мне жить незачем, скоро у бога с девочкой моей встретимся. Да вы не мнитесь на пороге. Садитесь. Может, тело это уже являет собой говорящий труп, да только голова у меня пока ясная, — она слегка кивнула.
Натан, помявшись, направился к кушетке, и Брамс поспешно втиснулась рядом с ним. Хотя вдвоём сидеть было тесно, но возле этой старухи вещевичке было по-настоящему жутко, и она совершенно не желала оказаться далеко от надёжного поручика и его твёрдого плеча.
Объяснить, почему обычная, пусть и умирающая, женщина столь пугающе на неё действует, Аэлита бы не сумела, даже если бы попыталась это сделать. Это было нечто глубинное, подсознательное — страх перед болезнью и уродством вот такой медленной, гадкой смерти.
— Скажите, она не мучилась? — негромко спросила хозяйка дома. — Как она умерла?
— Нет, — уверенно ответил Титов, качнув головой. Он сомневался, стоит ли отвечать на второй вопрос, но всё же не сумел отказать матери в праве знать о последних моментах жизни ребёнка. — Её внезапно ударили по голове, и она ничего не успела почувствовать.
— Спасибо, — тихо и немного успокоенно вздохнула женщина. — Слава Богу, что она хотя бы не страдала…
— Мы стараемся найти убийцу, — осторожно продолжил поручик. — Вы сможете ответить на несколько вопросов?
— Я должна это сделать, — кивнула она. — Говорите.
— Какие отношения были у Акулины с супругом? Они плохо ладили?
— Они совершенно не понимали друг друга, — медленно качнула головой Наталия Николаевна. — И, верно, не желали понять… Когда женятся в горячке страсти, та вскорости остывает, и остаётся только зола да два чужих человека.
— Но почему они не разошлись? И в чём причина размолвки?
— Кулечку я вырастила так, что для неё в человеке главным был человек. А для Сергея Михайловича важнее наружность. Ей муж нужен был, а он всё камнями и тряпками отдаривался…
— Как вы думаете, у Акулины мог быть другой мужчина? Насколько она была в отчаянии от такого вот непонимания?
— Она не стала бы меня беспокоить подобными новостями, — хозяйка вновь покачала головой. — Она была хорошей, честной, чистой девочкой…
Голос женщины дрогнул, и Титов постарался аккуратно увести разговор немного в сторону. Ясно, что отвлечь безутешную мать от её горя не получится, но можно хотя бы не бить прямо по больному. Он выспросил всё про подруг, про планы на вчерашний день, про обычные наряды для выхода и какие-то, может быть, новые тревоги и беспокойства женщины, про подруг и увлечения. И получил некоторую пищу для размышлений.
На выход Акулина, если верить матери, одевалась скромно и аккуратно, а в последнее время — не дни, скорее недели, — была как-то особенно задумчива и делалась мрачной, особенно когда дело доходило о вопросов о муже. Своё настроение она никак не объясняла, лишь отшучивалась, но Наталия Николаевна предположила, что дочь намеревалась прекратить затянувшуюся агонию печального брака. Невзирая на неминуемое неодобрение и даже порицание окружающих, особенно старшего поколения, Акулина, кажется, была уже готова к этому шагу. азводы не поощрялись ни церковью, ни обществом, однако с учётом отсутствия детей Горбачи могли расторгнуть брак без особого труда.
А вот двух других покойниц, портреты которых поручик на всякий случай показал Наталии Николаевне, та предсказуемо не опознала и среди круга общения дочери таких не видела.
Титов записал показания женщины, возлагая, впрочем, куда больше надежд на дневник и подруг Акулины. Любящая дочь наверняка не стала бы расстраивать больную мать неприятными вестями, а вот поделиться с подругами или, лучше, с немой книжицей — совсем иное.
— Наталия Николаевна, как вы себя чувствуете? — наконец ровно спросил поручик, когда все прочие детали оказались выяснены. — У меня есть еще один, последний, вопрос, но он может быть весьма тяжёлым и болезненным.
— Спрашивайте, господин полицейский, — тонкие бледные губы тронула слабая улыбка, или даже тень её. — Мне остались считаные дни или даже часы, и если вы сократите этот срок — я буду счастлива.
— Вы знали, что ваша дочь носила ребёнка? Около месяца.
Женщина несколько мгновений сидела неподвижно, после чего медленно качнула головой, хотя уже можно было обойтись и без этого: ответ стал ясен сразу. Да, впрочем, Титов о нём догадывался еще до того, как задал вопрос, однако не спросить не имел права.