УГРО: операция ’Волкодав’
Шрифт:
— Покувыркаться всегда успеем, — томно прошептала Ольга. — А вот скажи, что тебя тревожит? Может, я помогу?
Кирпич посмотрел на девушку через плечо. В миру его звали Кирпичев Дмитрий Евгеньевич, отсюда и кличка. Он родился еще в царской России, пережил все передряги первой половины двадцатого века.
И поэтому знал жизнь без прикрас. Еще он знал, что баба иногда может дать хороший совет.
— Я думаю о том, что сейчас беспредела много, — вздохнул Кирпич. — Людская кровь льется рекой.
Клеопатра усмехнулась.
— А ты разве сам мало ее пролил? Тебе ли бояться крови?
Кирпич покачал головой.
— А я не крови боюсь. Я боюсь нашей власти. Сейчас мы кровь пускаем барыгам, а завтра власть за это начнет нам пускать. Тоже по беспределу. Ты власть знаешь. Они могут. И мы им ничего не скажем. Много хороших людей ляжет в землю.
Ольга тоже вздохнула. Что правда, то правда.
— А разве ты что-то можешь сделать? — спросила она. — Власти не будут слушать, поступят, как считают нужным.
— Но наши-то разбойники должны хоть что-то уразуметь! — заворчал старик. — Я их укоротить должен. Чтобы успокоились. А то они совсем распоясались. Вот только они меня не послушают. Они сейчас бешеные, как дикие псы. Укусят даже мою руку. А это урон моему авторитету. Скажут, что я не рулю городом.
Ольга отошла от Кирпича, подсела к столу, выпила ликеру. Тоже подумала.
— Я как-то общалась с профессором физики, — наконец сказала девушка. Кирпич усмехнулся, потому что понял, как она общалась. — Нет, он был молодой и красивый, но потом уехал в Ленинград, а меня не захотел взять, потому что я не понравилась его матери. Зато я украла у них все столовое серебро. Но речь не об этом. Он говорил, что любое затруднение надо делить на составные части, тогда его легче решить.
Кирпич перестал ухмыляться и слушал с интересом.
— Вот, например, насчет твоего затруднения, — продолжила Клеопатра. — Что, если ты соберешь список всех банд Горького и разделишь его на три части? Одна часть — это те, кто послушают тебя и прекратят беспредел. С ними проблем не будет.
Старик допил чай и почесал подбородок.
— Две других части — это сильные и слабые шайки. С сильными придется договариваться, — Морозова рассуждал дальше. — С кем-то удастся договориться, а с кем-то — нет. С теми, с кем не удалось договориться, придется расправиться. Причем против них ты сможешь бросить первую, послушную тебе часть и тех сильных, кто согласился с тобой. Ну, а там и со слабыми можно будет решить. Им деваться некуда будет.
Кирпич снова улыбнулся.
— Значит, надо созвать сходку всех городских авторитетов, и там все решить. Кто-то будет за меня, а кто-то против. Их я и буду использовать друг против друга. Хороший план, хороший. Вот за что я тебя люблю, девочка, так это не за красивую задницу и смазливое личико, а за твой ум. Редкое сочетание для бабы. Иди сюда, моя ты золотая.
Клеопатра мило улыбнулась. Подошла к Кирпичу, снова обняла за плечи. Прошептала:
— Обращайся в любое время дня и ночи, милый.
Кирпич поднялся, поднял ее на руки и понес в спальню. Несмотря на возраст, он был крепкий и сильный.
— Нет, ночью нам не до разговоров будет. Я тебя теперь любить буду, до утра.
Глава 10. Налет
Джураев оказался крепким орешком. Юшков колол его три часа, но тот не поддавался. Я присутствовал на одном из допросов. Для того, чтобы оказать психологическое давление. Своей массой и габаритами.
— Ну, говори, сука, — Юшков уже перестал играть роль доброго следователя. Он навис над подозреваемым. Тот сидел на стуле у стены. — Я тебя спрашиваю, это ты отца Алексея замочил?
Джураев испуганно смотрел на сыщика.
— А я уже все сказал, начальник. Я его и пальцем не трогал. Я даже не знаю, кто это такой…
Юшков усмехнулся.
— Ломов, дай признания его сожительницы, — я передал ему листок, исписанный мелким почерком. Юшков потряс им в воздухе, над головой Джураева. Читать, однако, не дал. — Вот, видишь, вот! Она уже все написала! Призналась, что не видела тебя в ту ночь! Сейчас ее приведут, мы вам очнулся ставку устроим! Где ты был, как не на грабеже церкви? Опять отнекиваться будешь?
Он отдал бумажку мне. Я сложил ее в папку. Джураев проследил за бумагой, взволнованно облизал губы.
Конечно же, никакого признания у нас не было. Это обычная уловка, обман, чтобы расколоть подозреваемого.
— Не знаю, начальник, о чем ты говоришь, — Джураев продолжал упорно сопротивляться. — Не знаю, почему она отрицает. Я у нее был. Наверное, вы ее запутали, запугали.
Непонятно, врет или нет. Я, во всяком случае, не мог окончательно решить для себя. Виновен он или нет? Не могу сказать точно.
Юшков внезапно переменился. Подошел к Джураеву, положил руку на плечо. Сказал проникновенно:
— Ну, раз так, давай тогда поступим по-другому, Иоган. Все возможно. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, ты и вправду совершенно невиновен. Прости меня, за то, что подозревал.
Джураев кивнул. Снова облизал губы.
— А вот тогда расскажи мне, как прошел тот вечер и ночь? — попросил Юшков.
— Так ведь я рассказывал уже! — напомнил допрашиваемый.
Юшков пожал плечами.
— А ты еще раз расскажи. Я забыл подробности. Если все сходится, ты уйдешь отсюда.
Джураев наклонил голову, вспоминал.
— Я тогда освободился со смены, пошел домой. Прогулялся до остановки вместе с Парновым Милославом. Он уехал на другом автобусе, а я дождался своего.
— На каком маршруте уехал Парнов? — перебил Юшков.
— На двадцать втором, — ответил Джураев после секундной заминки. — Он тоже поехал к себе домой. По крайней мере, он так сказал.
— Хорошо, дальше, — кивнул Юшков.