Украденный роман
Шрифт:
– Клара? Я же сказала, что она тут работает.
– Да нет же. Анджелика Эшервуд.
Я вспомнила слова Нейта об урагане, о том, как Анджелика превратилась в блестящую и несчастную леди Эшервуд. Ной знал и ее? Я подскочила на постели.
– Ого, рассказывай.
– После того, как ты ушла, я устроил прямо археологические раскопки и в одной из статей обнаружил ее девичью фамилию – Питерс – и упоминание, что она закончила Брауновский университет. – Ной замолчал, словно давал мне время осознать, но я не поняла, к чему он клонит.
– И-и-и… что с того?
– Мы тоже его закончили.
– Как и миллион других
– А вот и нет, – возразил Ной. – И пересекались мы оба. – Я слышала слова Ноя, но их подоплека до меня не доходила. – Естественно, тогда ее звали не Анджелика Эшервуд, и после того как я узнал ее девичью фамилию и то, что она училась в Брауновском университете, я раскопал свой выпускной альбом.
Выпускной альбом? Конечно, у меня от горя тогда временами мутилось в голове, но забыть, что у нас был выпускной альбом?..
Сейчас голова у меня тоже была не самая ясная, поэтому я повторила:
– Я все еще не понимаю.
– В общем, я листал альбом, пока не нашел ее. Мы с тобой знали ее не как Анджелику Эшервуд или Анджелику Питерс, а как Анджелу Питерс. Вспоминаешь?
Я покрутила это имя в голове, и оно правда показалось мне смутно знакомым. Возможно.
– Я не уверена, – сказала я.
– Весенний семестр на последнем курсе. Когда у… – Он умолк. Когда умерла твоя мама. Семестр, во время которого я жила как в тумане, а Ной заботливо помогал мне сдавать зачеты и проверочные работы. Я практически ничего не помнила из этого времени, кроме того, что Ной всегда был рядом и поддерживал меня – в том числе и в самом прямом смысле. Я благополучно отучилась – судя по тому, что не вылетела из колледжа, – в мае выпустилась, встретила Джека. Но как бы ни старалась, я могла выудить из памяти о том периоде только три типа воспоминаний: Ной, похороны матери и как мы с Джеком играем в теннис. – Она ходила вместе с нами на писательские семинары.
Я потерла виски, пытаясь вспомнить эти семинары и их участников, но в колледже мы постоянно посещали подобные занятия, и теперь, десять лет спустя, все они и вовсе слиплись у меня в голове в один комок.
– Не помню, – наконец покачала я головой. – Но если ты так говоришь…
– Ливви, – так тихо и серьезно произнес Ной, что я даже испугалась, – историю Ребекки написала эта девушка.
Отрывок из «Жены»
Я знаю ее.
Ее имя мне ничего не говорит. Лицо на фото с обложки ничем не примечательно, не западает в память. За исключением одной детали – глаза у нее разного цвета, один голубой, другой зеленый. Для писательского семинара в колледже она даже рассказ сочинила на эту тему, который так и назывался – «Гетерохромия». Не помню его содержания, но меня зацепили название и эти ее разноцветные глаза. Определенно мы тогда ходили на один и тот же семинар.
Для этих занятий я впервые написала рассказ-фантазию по любимому роману – «Ребекке», он назывался «Миссис де Винтер идет на бал» и описывал одну из сцен с точки зрения призрака Ребекки. Он наблюдает, как вторая миссис де Винтер пытается подражать предыдущей жене, вплоть до того, что облачается в точно такое же платье, а в финале призрак без усилий поднимает такой порыв ветра, что чуть не сбивает де Винтера с ног.
Все участники семинара возненавидели и мой рассказ, и меня саму – они-то все вместе четыре года изучали английский язык и литературу, а я училась на историка и выбрала писательские семинары в качестве факультатива. Отзывы на мой рассказ включали такие определения, как «карикатурный», «смехотворный» и «старомодный», а отзыв профессора, который вел семинар (и сам за последние десять лет ничего не опубликовал), я помнила дословно – в нем он самодовольно утверждал, что от моего рассказа несет «графоманией» и он «пройдет незамеченным для серьезного читателя».
Мне показалось, что я пережила нападение роя ос – так мне было больно, их яд проник глубоко под кожу, пульсировал в крови, и когда я вернулась к себе, то сложила листки с отзывами в раковину и подожгла. Чиркнула спичкой и спалила их все дотла.
Ах, если бы я так же легко могла выжечь эти отзывы из памяти! Я спрятала рассказ в коробку и много-много лет не могла заставить себя не только перечитать его, но просто вспоминать о нем. Эта коробка переехала со мной из Провиденса в Лос-Анджелес и поселилась в крошечном чулане в моей квартирке в Уэст-Валли, а потом в гардеробной моей спальни в Малибу. Я уже несколько лет была замужем, когда снова наткнулась на эту коробку и этот рассказ и внезапно осознала – я знаю все о Ребекке. Потому что Ребекка – это я. Да пошли бы все эти тупые студенты с того семинара – я сделаю то, что хотела сделать все это время, и напишу пересказ «Ребекки» с точки зрения ее призрака. Перескажу весь роман – только вместо Англии перенесу место действия в Малибу. Вплету в пересказ собственную историю. Солью воедино в своем воображении, в строках, моего мужа и Максима де Винтера.
И вдруг оказалось, что девушка с семинара воспользовалась моей идеей. Девушка с разноцветными глазами украла мою собственность. Взяла, написала и опубликовала мой роман в обход меня.
Я покупаю единственный нашедшийся в книжном экземпляр ее романа, и когда выхожу на улицу, мои глаза застилает пелена ярости. Трясущимися руками я швыряю книгу на заднее сиденье машины и завожу двигатель.
Я понимаю, что только терзаю себя понапрасну – книга издана, нельзя сделать вид, что ее нет. И что-то изменить – тоже. На бумаге запечатлены ее слова, не мои, и рассказывать мою историю теперь уже поздно. Нет смысла читать ее книгу и вникать в нее. Ненавидеть, впрочем, тоже. И однако же я понимаю, что это неизбежно – я прочитаю ее, и каждое прочитанное слово станет моим наваждением.
Я выезжаю с парковки, охваченная раскаленной добела слепящей яростью, и мчусь домой, даже не думая снижать скорость на крутых поворотах. Я не смогла остыть даже к тому моменту, как, миновав подъездную аллею, припарковалась у дома. Мои руки по-прежнему трясутся, когда я вынимаю книгу из машины и отношу на рабочий стол в кабинете.
Я пролистываю томик до смутно знакомого портрета совершенно неизвестного мне автора, но смотреть на него я не в силах и приклеиваю поверх листок для заметок.