Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

— Чего примолк? — спросил Бэзил.

— Я хочу сказать, что для этой страны пока еще нет про­блемы трехсот пятидесяти тысяч безработных. Это не сроч­но. Скажем, слишком прогрессивно заниматься ими. Есть два миллиона малолетних, которые по четырнадцать часов вкалывают на мелких предприятиях. Они и содержат безра­ботных родителей, которым в большинстве случаев напле­вать на судьбу детей... Говорит ли кто на бесконечных проф­союзных посиделках об этом? Так же, как о женском труде? Политиканы понимают это... Всмотрись в досье деятелей, которые особенно активно выступают за создание партии труда. Для них такая партия станет просто ступенькой на­верх,

специально втиснутой среди прочих таких же ступенек политической лестницы, ведущей в верхи. А что реально переменится в положении работяг — малых и старых? Или даже иначе: обещает ли это кому-либо хоть ничтожное облег­чение?

—- Потому ты и назвал свои репортажи «Сиам без близне­цов»? Получилось: ты защищаешь детей?

— Мне рано что-либо защищать в этой стране, кроме национального достоинства... За полвека сменилось сорок четыре правительства и произошло четырнадцать удавших­ся и неудавшихся военных переворотов. Гражданская адми­нистрация находилась у власти одиннадцать лет, военная — тридцать девять. Скоро очередные выборы. Избирательная кампания началась с двух убийств... Такса за каждый голос уже объявлена — сорок батов...

— Но нельзя исключать и того, что партия труда станет демократическим элементом?

— Она станет при тех людях, которые про нее шумят, за ничтожным, может, исключением, тем элементом, который, как бильярдный шар в лузу, уложат в систему одним ударом. Уложат неподвижно. Плотно.

— Военные уложат твой шар?

— Не совсем... В деревне ты видел: крестьянин нарабаты­вает столько, сколько необходимо для расчета с долгами и на пропитание. Попадая в город, таец становится чиновником, но действует аналогично. Держит в руках должность, моно­полизирует посты, коллекционирует правительственные медали, и тем кормиться справедливо, с его точки зрения, полагая, что так — от века. В политических партиях и груп­пах тот же психологический климат... Он всеми способами поддерживается компрадорскими кругами, состоящими в большинстве из китайцев, взявших тайские имена. Кроме собственной финансовой мощи, на их стороне — связи с иностранными корпорациями...

— Но, допустим... Допустим в порядке бреда, что все-таки объявятся в партии труда деятели или силы, которые попы­таются придать ей действительное демократическое направ­ление?

— Их уберут большие деньги.

— Так уж решатся эти... эти большие деньги на прямой вызов?

— Есть поднаторевшие манипуляторы. Они внимательно следят за всякой восходящей звездой и способны погасить, прибегнув к неожиданным интригам, эту звезду немедлен­но... Нынешнее положение в профсоюзах подтверждает это. Раньше в них насаждалась аполитичность. Сейчас говорить об аполитичности — значит в открытую связывать себя с прошлым. И заговорили о политизации. Не подумай чего такого — совсем не масс и в этом духе... Традиция сохраня­ется: сделки с властями, интриги и соперничество в рамках обсуждений социальных проблем с целью дезориентации и приглушения активности действительно демократических кругов...

Человек в сафари успел докурить сигарету. Подсучив брюки до колен, развалясь, дремал, обмякнув на металличе­ском стульчике. Сумка свисала на петле, захлестнутой за подлокотник. Вспомнился оборванец на лестничной пло­щадке дома, где жил Ват. Нет, не из недосмотра крутился там потолочный фен. И неизвестно еще, действительно ли поли­цией назначены к Вату салатовое сафари и рваные шорты...

Плоские часы на чугунной мачте над причалом показы­вали начало второго. Сколько именно, приходилось гадать. Минутная стрелка отсутствовала. Хозяин супной покрутил настройку приемника, поймал последние известия. «Завт­ра, — сказал диктор, — начинаются сингапурско-таиланд­ские военно-морские учения под кодовым названием «Синг- Сиам» в Южно-Китайском море и Сингапурском заливе. В них участвуют три корабля наших ВМС и четыре сингапур­ских катера-ракетоносца. Маневры проводятся ежегодно с восемьдесят первого года... Их благотворное воздействие на обстановку, в частности, проявляется в обуздании бесчинст­вующих в Малаккском проливе и Сиамском заливе пират­ских шаек...»

— Пошли? — спросил Бэзил. Он подложил кредитки под стакан, в котором остатки кокосового сока смешались с таю­щими льдинками и утонувшей мухой. Человек в сафари не пошевелился и не поднял век.

— Как ты смотришь, Ват, если я обращусь с просьбой о встрече к некоему Пратит Туку?

Они двинулись в сторону скопления сине-желтых трех­колесных маршруток. Завидев белого, паренек в красной бейсбольной кепке выскочил из тенька с коромыслом, на котором болтались гирлянды надувных рыбок.

— Отойди, — сказал ему Ват по-тайски. И Бэзилу по-рус­ски: — Пратит Тук, пожалуй, интересная фигура среди проф­союзников. Но не самая влиятельная. Он, правда, стоит бли­же всех к пониманию действительных интересов работяг. Очень популярен. Молодежь и даже кое-кто из офицеров- младотурков видят в нем еще и выразителя народных инте­ресов вообще. Он, видишь ли, сообщил всем, что против засилья иностранцев. Упорно и методично бьет в эту точку. Есть в нем... как бы тебе сказать... нечто малопривлекатель­ное. Четыре раза женился и каждый раз все неудачнее и неудачнее. А ты знаешь, что такое в этой стране семья...

— То есть?

— Нынешняя прибрала его к рукам. Стремится на роль подруги-соратницы. Держится рядом, не отлипает ни на ми­нуту. Даже выступает с речами после него. Демонстративно играет на гитаре «Интернационал»... Пратит Тук от этого больше популярен среди текстильщиц. Тайки любят носить брюки своих мужей... Недавно скандал разразился. Одна тай­ка продала своего мужа другой. Все бы и сошло, если бы чек, выписанный в уплату, не оказался без обеспечения...

Боковым зрением Бэзил отметил, как длинногривый мо­лодец в фиолетовой майке с котами, нарочито глядя в сторо­ну лавок, где товар был не по его одежке, двинулся следом.

— Сафари сдал тебя, — сказал Бэзил.

— И все же, — засмеялся вполне без натяжки Ват, — всю­ду жизнь. Картина художника Ярошенко.

– Что?

— Всюду жизнь, говорю. Картина художника Ярошенко. В Третьяковке. Арестант в вагоне за решеткой, перед ним птица, ребенок, солнце...

— Шутки у тебя!

Они прошли мимо ворот Таммасатского университета. Самодельный плакат приглашал на дискуссионную встречу профессоров и студентов по теме «Христос и Будда — две надежды на демократию».

— Ну, я поехал домой, — сказал Ват.

— Удачи. Пробуду тут дней десять. Гостиница «Виктори»...

Трехколесная маршрутка «Дайатсу», пальнув клубом ды­ма, с треском сорвалась с места. Паренек в фиолетовой майке вскочил на ходу. Бэзил видел, как Ват подвинулся, давая тому место. Оба улыбались.

В номере, где кондиционер с утра оставался на режиме «очень прохладно», Бэзил ощутил, насколько промокла ру­башка. Став моментально холодной, она липла на плечах и спине. Сбросил ее у порога, аккуратно повесил брюки. Взгля­нул на часы, забытые утром в ванной. Включил радио.