Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

Под горячим душем, предвкушая, как отоспится, разо­брал голос диктора:

— ... собственном доме близ железнодорожной станции Вонгвьен Яй в Тхонбури вчера, в пятницу 17 февраля, найден застреленным молодой подававший надежды профсоюзный функционер Пратит Тук. Убита также его жена. Расследова­ние показало, что первой жертвы убийцы, пользовавшегося револьвером, стала женщина. Это наводит следствие на пред­положение о мести из ревности в качестве мотива преступ­ления. Покойная была четвертой женой погибшего насиль­ственной смертью Пратит Тука...

На втором этаже управления уголовной полиции Бангкокской метрополии в середине Си Аютхайя-роуд таксист,

оставивший красную «тойоту» в квартале от управления, по­просил у входа дежурного сержанта:

— Соедини по дружбе с картотекой.

На службе запрещалось жевать бетель. Допускалась ре­зинка. Но дежурный и таксист были земляки, и сержант принял предложенную порцию.

— Здесь лейтенант Рикки Пхромчана, — сказал таксист в трубку. — Не могли бы вы подготовить копию портрета пре­ступника, скомпонованного фотороботом на основании описаний ювелира... Ну, того, из «Объединенных граниль­щиков», которого ограбили вчера, в пятницу, вечером. Мне кажется, я встретил злоумышленника на Чароен Крунг-роуд. Мельком... Нет, не сейчас. Портрет мне понадобится завтра. Сегодня у меня выходной. Спасибо!

Он провел ладонью с короткими сильными пальцами по ежику на темени. Рука увлажнилась.

— Жара, — подосадовал лейтенант Пхромчана. Еще шесть часов предстояло крутить баранку. И приближался час «пик».

— Жара, — отозвался земляк.

На пульте перед ним замигала красная лампочка.

Рикки Пхромчана хлопнул по заднему карману брюк, проверяя, на месте ли ключи зажигания. Махнул сержанту, тыкавшему в кнопки вызова концом шариковой ручки, и пошел к выходу.

2

Встреча обговаривалась еще на «Морском цыгане» — 17 февраля, пятница, шесть часов вечера, ресторан «Чокичай». Семь дней спустя после переговоров на сампане, почти сразу после «выполнения договоренности». Запасной вариант не предусматривался.

Цзо особенно по душе приходилось место. Свидеться с Палавеком предстояло не в роскошном баре «Чокичай», за­нимавшем двадцать второй этаж небоскреба на проспекте Рамы Четвертого, а в его тезке — скромном заведении без затей и музыки в заречье на Иссарапхарб-роуд.

Отправился пешком. Глядя с Памятного моста на гряз­новатые волны Чаопрайи, размышлял о том, что Самый старший брат, развивающий сложную комбинацию с пере­тасовкой профсоюзников, становится старомоден. Деньги, во всемогущество которых древний старец незыблемо верил, не столь уж надежный по нынешним временам рычаг. Такой человеческий материал, как Палавек и его люди, приходится долго подыскивать. А возможно, Самый старший брат и не так уж отстал, хитрит? Зачем настойчиво добивается именно от него, просто Старшего брата — второго в «Союзе цветов дракона» человека — личной вербовки «морских удальцов»? Подбирает себе гвардию?

Посматривая на реку сквозь решетки моста, Цзо раз­мышлял о возможных личных потерях в столкновении с Палавеком, приведенным к покорности только под давлени­ем обстоятельств... Скрытный, умеющий оставаться одино­ким и хранить тайны. Безупречно преданный своим людям и своему слову. Такие черты — свидетельство большой силы. Если Палавек примется играть против «Союза цветов драко­на», либо, оставшись на положении наймита, попадет в под­чинение Цзо, в обоих случаях следовало держаться начеку. Пират способен взломать судьбу... Как коричневы воды Чаопрайя! А в верховье, севернее — голубые, приносимые при­токами Пинг и Ванг. Прозрачный поток постепенно насы­щается красноземом, смываемым с берегов. Соприкоснувшись с жизненным путем Палавека, какой ста­нет судьба Цзо?

Самый старший брат давно ощущает дыхание Майкла на загривке. В иерархической пирамиде вторых и третьих стар­ших братьев, затем первых, вторых и третьих младших братьев он, Цзо, приблизился к нему ближе всех. Денег же и почета, а главное, власти у него — в десятки, сотни раз мень­ше, чем у Самого старшего брата. Будь у старца хоть сын, а не дочери с обленившимися зятьями, как знать, приблизил бы он Цзо? У аристократов из семьи главы «Союза цветов дракона», чей предок участвовал в историческом банкете, данном в Иокогаме в начале века сливками иммиграции «по случаю 242-й годовщины гибели Китая», Майкл считался выскочкой. Ведь он не знал, где захоронен прах отца...

Все, абсолютно все можно рассчитать, если воспитать в себе крайнюю терпеливость. Воля проявляется не в варвар­ском натиске. В упорном, постоянном, неослабевающем, взвешенном нажиме — в этом! А такой волей он обладает в большей степени, чем кто-либо в «Союзе цветов дракона», в том числе и зятья Самого старшего брата. Он ничего не боится. Ибо все можно предвидеть. Единственной реально­стью, которой стоит дорожить, является постоянное ощуще­ние полноты удовольствия от власти. Ничего не было, не могло быть и не будет лучше и возвышенней, кроме этого. О власти, только о власти — все книги истории...

Боялся Цзо лишь смерти. Страх, что она придет раньше обладания полнотой всей власти в «Союзе», иногда подни­мал среди ночи. Гасили его сначала две, потом и три, а то четыре большие рюмки «Мекхонга». Случалось встречать людей, которые спокойно, по крайней мере внешне, встреча­ли смерть. В эти минуты он думал о них с ненавистью. Глупцы. Даже Нефритовый император на небе, если он су­ществует, не может разделить смерть по долям. Она выдает­ся полностью, сразу и на одного... Палавек, которым поручил заняться Самый старший брат, из этих одержимых, для ко­торых и жизнь, и смерть принимаются в расчет лишь в зависимости от представлений о чести и справедливости. Какая разница — как жить? Сама по себе жизнь, жизнь лю­бой ценой, как можно дольше... А это лучше всего обеспечи­вает власть.

Цзо отдавал себе отчет о наличии у него «двух плохо». Во-первых, он действительно не знал могил предков. В нача­ле века дед в многотысячном стаде кули, загнанном в трюмы английского парохода в Кантоне, приехал в Южную Амери­ку, где добыча золота и алмазов переживала промышленный бум. Управляющий захваченными у буров территориями лорд Мильнер из пятнадцати тысяч «желтых» шахтеров вы­делил несколько сот, отличавшихся здоровьем, в качестве надсмотрщиков, элиты. Дед использовал привилегию: су­мел закрепить за собой китаянку из числа немногих, приве­зенных для обслуживания горняцких поселков в качестве «переходящих жен». К тому времени и у бессловесного суще­ства с крохотными ступнями, о котором Цзо знал по расска­зам, скопились свои гроши. Родившийся в Африке и почти забывший родной язык отец Майкла порывал постепенно и с дедом, и с землячеством. Прихватив несколько камней, тайно перебрался в Сингапур, затем в Малайю и оттуда в Таиланд. Планировал конечный маршрут на Сан-Франци­ско, но женился на тайке и вдруг осел. Это было второе «пло­хо» Цзо, который не мог считаться заморским китайцем хуацяо чистой крови. Если бы не деньги отца и его услуги тогдашнему главе старинного братства хуацяо — «Союзу цветов дракона», на финансы которого позарилась японская контрразведка, пределом успеха Майкла была бы супная на ночном рынке Пратунам.