Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

Пустили армейскую рекламу. Когда показали пилота, ввинчивающего перехватчик в бирюзово-желтую бездон­ную высь, Джефри удивился, как изменились внутри каби­ны самолетов. Диктор сказал: «Рожденные побеждать ждут новых товарищей! Вербуйтесь в военно-воздушные силы!»

— Что скажет рожденный побеждать Рутер? — спросил Бруно.

— Договаривались с ней о другом, сэр...

Кнопка памяти, которую вдавил Бруно Лябасти на своем телефоне, чтобы вызвать номер Барбары, была под цифрой один. Объяснения такой значимости журналистки в жизни

хозяина Джефри, сидевший рядом, не находил.

— Здравствуй, Барбара. Это Бруно... Твой кабинетик в редакции, где тебя снимали, выглядит мило...

Все молчали вокруг, хотя другие бы на их месте, подумал Джефри, о чем-нибудь разговаривали, пусть вполголоса. Но минувшей ночью они перестали быть компаньонами и пре­вратились в подчиненных одного человека, властного над их имуществом и будущим. Каждый обдумывал свое новое по­ложение, и зарождалось между ними то, что неминуемо взращивается в кругу прихлебателей, — взаимная подозри­тельность и отчуждение.

А Клео думал, что Бруно — счастливчик. Как всякий, уме­ющий заводить не одного, а двух и больше врагов.

— Быстрый отклик, — сказала Барбара Бруно. — Я еще не успела прохладиться от жутких софитов...

— Ты говорила блестяще!

Она вдруг почувствовала, как, должно быть, сильно лю­бит ее этот человек.

— Ты читал когда-нибудь книги барона Стендаля, Бруно?

— Имя мне неизвестно...

— Барон родился французом или итальянцем, что-то в этом роде, но хотел иметь немецкое имя... Так вот, он вложил в уста своего героя...

Барбара запнулась, вспоминая название книги.

— Это ведь не важно, в конце концов... Что он там изрек великого?

— Слова такие: «У меня ничего нет, кроме репутации»... У Сингапура, Бруно, тоже ничего нет, кроме репутации. В этом городе мафии и прочих преступлений давно не было. Их нет и не может быть... А если и случилось что, будет пресечено. Непременно... Возможно, что ты еще не знаешь, что на рас­свете арестовано около ста проходимцев, занимавшихся вы­могательством «масляных денег» у таксистов и в барах?

«О, Господи!» — подумал Бруно.

Он посмотрел на Рутера.

Чистая случайность, что участники маскарадного налета в «Пенинсуле» не нарвались на настоящих полицейских, ус­троивших собственную «ночь длинных ножей»... Сколько раз говорил себе, что необходим информатор в управлении по подавлению преступности, сколько раз! Вот она, хваленая неподкупность сингапурской полиции!

— Нет, не знаю, сказал Бруно.

— Это — опасно... для тебя...

— Почему ты так думаешь?

Барбара помолчала.

— Ты выжидаешь? — спросил Бруно.

— Ты помнишь, конечно, что через несколько дней будет слушаться дело о банкротстве некоего Ли Тео Ленга по ини­циативе со стороны «Ассошиэйтед мерчант бэнк»? Аудитор­ский совет намерен прислать свидетеля в суд. Им назначен младший Ли, этот бульдог-сутяга, достойный отпрыск папы из конторы «Ли и Ли». Добросовестность иска «Ассошиэйтед мерчант бэнк» он будет выявлять дотошно, поскольку восем­надцать миллионов... ты знаешь чьих... висят на «Ассошиэй­тед мерчант бэнк»... желающем перевесить их на беззащит­ного Ли Тео Ленга, сидящего в гонконгской тюрьме. Или, если хочешь, Амоса Доуви... Другими словами, твой ком­паньон и друг Клео Сурапато хочет повесить собственное преступление на снежного человека в Гималаях... Чтобы по­кончить со слухами о мафии и финансовых преступлениях, пачкающих репутацию этого города, младший Ли пойдет на все... То есть на все пойдут его отец и другие отцы города... Там как-то оказались замешаны русские, а их добросовест­ность в делах известна. На ней проверяются репутации.

— Ты словно бы продиктовала колонку в газету, — попро­бовал пошутить Бруно.

— Я, конечно, именно так не напишу, — сказала Барбара серьезно. — Однако что-то в этом духе придется делать, что­бы почитали в их посольстве или где там еще у них это читают.

— Барбара, мне говорили про одного русского возле те­бя...

— Правильно говорили, Бруно. Может, мне удастся укре­пить его в мысли, что в этом городе не все так уж отврати­тельно, как непременно должно быть, по их мнению, при капитализме... До свидания!

Наверное, она рассмеялась у себя дома.

— Клео! — сказал грубо Бруно. — Отруби ты конец, кото­рый тянется от тебя в Себастьяну! К этому русскому!

— Его фамилия, босс, произносится Севастьянов, — ска­зал Джефри.

— Ну, как там его! Собери ты ему эти крохи в восемнад­цать миллионов, которые утянул у этого... этого...

— Васильева, — сказал Джефри.

— У него! Верни, не обнищаешь. Иначе младший Ли из юридической псарни «Ли и Ли» по поручению аудиторов обгрызет тебе все штанины...

— Бруно, — сказал вкрадчиво Клео. — Возвращая деньги, придется ведь обозначиться. Признать, что они — у нас, у тебя то есть... И вынырнет меченый атом, если возьмутся за дело серьезно, в Швейцарии.

— Можно, босс? — спросил Джефри.

— Да?

— Клео лучше встретиться с русским и переговорить. Компромисс с ним возможен. Слежка велась за Севастьяно­вым по моему указанию агентом «Деловых советов и охра­ны» в Бангкоке. На всякий случай, правда, без вводных... Наверное, что-нибудь нашлось, можно будет использовать.

Бруно, вдруг зло рассмеявшись, сказал:

— Клео, с этими русскими миллионами твой «Ассоши­эйтед мерчант бэнк» все больше напоминает мне обезьянку в их хвойном лесу. Колко хвататься за ветки...

ГОЛУБАЯ КРОВЬ

1

Вырезанные из тяжелого тика раскрашенные фигурки бес­порядочной толпой ждали покупателей. Как ждали их в этом же месте — двухэтажном ангаре близ города Денпасара на индонезийском острове Бали — сто лет назад рабы.