Укради у мертвого смерть
Шрифт:
— Но ведь имущество и капиталы Клео формально принадлежат его отцу, — идиотски сказал Бруно.
— Господин Сурапато в эти минуты торопится к уважаемому бывшему депутату Лин Цзяо, который почувствовал роковое жжение в области грудной клетки...
— От имени кого вы говорите, господин Ли?!
— Никто не хочет скандала, господин Лябасти, из-за этих восемнадцати миллионов, незаконно присвоенных Клео и вами тоже. Вы не там их взяли.
— Севастьянов посещал вас!
— Севастьянов бессмертен, потому что он — государственный служащий. Нет его, будет другой... Необходимо ваше завещание. Вы
«Возьми себя в руки», — сказал он себе,
— Обещаю, — ответил в телефон.
— Вот и отлично. Я всегда вас считал, да и не только я, совершенно нашим. Ваш поступок не будет забыт. Ваши дети будут счастливы. Да... Всего доброго!
Ли разъединился.
Бруно набрал номер телефона квартиры на Кэйрнхилл- серкл. Слушал безответные гудки... Отец Клео уже ушел в мир иной?
Он представил поросшее дикой травой поле, холмы и рытвины, безобразные оползни оврагов и обрушившиеся участки каменной ограды китайского кладбища на берегу острова Пулау-Убин. Каждый раз, возвращаясь с рыбалки, Бруно приходилось пересекать запущенные аллеи, вдоль которых поднимались надгробия и мавзолеи, похожие на миниатюрные копии банковских зданий и торговых контор. Какое же архитектурное сооружение закажет Клео отцу? И будет ли его собственное надгробие поставлено Сун Юй в форме дорических колонн с фаянсовыми великоханьскими львами, как перед дубовыми дверями компании «Лин, Клео и Клео»?
Телефон на Кэйрнхилл-серкл ответил после десятого или пятнадцатого гудка. Бог, которому все эти долгие секунды молился Бруно, существовал.
В просторной квартире Клео Сурапато сквозняки гуляли по комнатам, бесстыдно, как покрывала танцовщиц, задирая над распахнутыми всюду дверями прозрачные белые занавеси. Выписанные на них каллиграфом поминальные черные иероглифы, казалось, метались сами по себе словно летучие мыши, вспугнутые среди бела дня. Дети с выпачканными сластями мордашками носились, визжали и кричали, отнимая друг у друга игрушки. Едва не опрокинули в спальне покойного поставец литой бронзы с жертвенными воскурениями перед лакированной табличкой с именами предков. Ни хозяева, ни гости ничего непочтительного в этом не усматривали. Депутат Лин Цзяо, бесспорно, скончался, и тело находилось в морге, но дух обретался в семье, в этом доме, наслаждаясь разноголосьем детской толпы, радуясь преумножению здорового и сытого, хорошо одетого потомства.
Клео улыбался родственникам, очень дальним, правда, скорее землякам, чем единокровникам, подгонял как положено нанятых официантов из ресторана гостиницы «Мандарин», изрекал банальности. А на душе камнем лежало сообщение Сун Юй, ездившей в госпиталь Елизаветы для юридического оформления кончины. Санитар, являвшийся агентом «Деловых советов и защиты», шепнул ей:
— Госпожа, ваш почтенный мертвый свекор посещал лабораторию, где ему делали внутривенные вливания витамина Б-двенадцать. Последняя инъекция содержала раковые клетки... Быстродействующие.
Кто?
Все гости казались на одно лицо, будто каждое покрывала марлевая маска, как у санитаров в морге.
Сухое горло саднило. Он много пил пива, чего раньше не делал, но мучила жажда, и Клео подумал, что, возможно, это из-за отсутствия слез, которые принесли бы облегчение. В туалете он попытался заплакать. Не получилось. И начинал закрадываться страх, что он непочтительный сын и дух отца истолкует его поведение как низменную жажду наследства, стремление к беспутной жизни с обретенными средствами.
Ох, сколько бы он дал, чтобы вернуться в то время, когда отец бил и бил из автомата по людям капитана Сы у озера Гашун Нгор в стране полудиких таджиков! Или когда легионер Бруно, жалкий и раздавленный собственной беспомощностью, кричал свою бессмысленную фразу с грузовика возле канала У Кэй!
Клео в раздумье, замешенном на неуместном в такие минуты озлоблении, прохаживался от стены до балкона в спальне отца, делая вид, что следит за воскурениями перед табличкой с именем покойного.
— Дедушка Клео, — сказала тихонько внучка бухгалтера его фирмы «Лин, Клео и Клео», — там звонит и звонит телефон...
Звуковой сигнал параллельного аппарата в спальне, конечно, отключили. Мигал только проблесковый зеленый огонек вызова.
Поколебавшись, Клео снял трубку.
— Клео, — узнал он голос Бруно Лябасти. — Севастьянов нам нужен как спасение... Я понимаю, у тебя траур... Но, чтобы его не справляли через несколько дней по нас самим, выполняй приказ. Парень должен принять подарок от вас с Кротом! Что он заявил на встрече с вами?...
В золотом салоне круглый закусочный стол обычно ставили на отшибе, рядом с электрическим канделябром и почти под рамой картины с императорским фазаном. Гостя усаживали на диван черного бархата, обставленный с торцов миньскими вазами, приспособленными под подставки для ламп с черными же абажурами. К дивану приставили глубокие кресла золотистой в красную полоску обивки.
Крот рассчитывал, что Севастьянов уловит символику цветов. Клео ухмыльнулся на этот расчет, но ничего не сказал. Обивка кресел обозначала в старом этикете места для людей, ждущих прозорливых советов.
Ожидая таковые, Клео с ненавистью наблюдал, как смеется Севастьянов, обнажая ровные лошадиные зубы, присущие большинству заморских дьяволов. Цвета переспелой рисовой соломы шевелюра, распадающаяся от макушки до лба надвое. Дорогой галстук фирмы «Ля Рош». Вот, наверное, думает, прилетели китайские птицы, уселись рядком и готовы полезть в силки. Смеется предложенному миллиону сингапурских долларов!
Крот раскрыл кожаную папку с балансом фирмы «Мосберт холдинге» на странице, где регистрировалось все, связанное с кредитом, полученным от Васильева. Там же лежала копия бумаги о возбуждении фирмой в суде дела о банкротстве Ли Тео Ленга.
Клео увещевательно сказал:
— Речь идет, дорогой господин Севастьянов, не о сдаче нашей позиции. Предмет беседы — сближение вашей и нашей позиций. Некто, если вы согласитесь с таким принципиальным подходом, встретится с вами и немедленно передаст оговоренный миллион.
— Васильев отпустил «Мосберт холдинге» восемнадцать.
— Глубоко уважаемый господин Васильев скончался. В Москве дело закрыто. Таким образом, господин Севастьянов, ни нам, ни вам некому возвращать деньги, — сказал Крот.