Укради у мертвого смерть

Скворцов Валериан

— Я, госпожа Чунг, разбирая почту, случайно...

Почту в конторе «Ли и Ли» разбирал Ли-младший, сын Ли-старшего. Это все знали. Ссылка на собственное участие в этом процессе означала, что речь пойдет о необычном.

— ... обнаружил посылку с магнитофонной пленкой. Ви­димо, перепутан адрес... Словом, ошибка. Посылка не пред­назначалась мне. Естественно, вскрывая пакет, знать об этом заранее я не мог. Да, вот именно, не мог.

— Из пленки, когда вы ее непроизвольно прослушали, следует — что?

Барбара постаралась придать естественность голосу, что­бы показать старику: может на нее положиться,

она не столь уж брезгливо относится к подслушиванию, если уж так по­лучилось.

— Следует, что сотрудник советского торгового предста­вительства Севастьянов встретился в золотом салоне гос­тиницы «Шангри-ла» с Клео Сурапатои его компаньоном по прозвищу Крот. Севастьянову предложили миллион син­гапурских долларов в обмен на то, чтобы он перестал на­поминать им о восемнадцати миллионах, которые Сурапато и Крот не горят желанием возвратить законному владель­цу...

Барбара посмотрела на Бэзила, который, перевернув­шись на живот, рассматривал корешки французских книг на полке в изголовье.

Она ждала.

— Вы меня слушаете, госпожа Чунг? — спросил Ли.

— Да, слушаю, конечно... Это связано с предстоящим су­дом по делу о банкротстве Ли Тео Ленга, не так ли?

— Либо судебное заседание не состоится, либо оно станет последним вообще для волчищи Сурапато и его компаньона со странным именем. Чем кончатся их препирательства с Севастьяновым, совершенно безразлично всем. Но членам коадъюторского совета совершенно не безразлично, если разразится скандал... При этом не важно, какой скандал. О краже у русских восемнадцати миллионов или о русском перебежчике из торгпредства...

— Это интересная информация. История выскочит на первую полосу. Благодарю вас. Я высоко ценю, господин Ли.

— Вот с первой полосой хотелось бы повременить.

— Не понимаю, — сказала она. — Зачем тогда этот зво­нок?

Бэзил, перевернувшись на спину, слегка вздев брови, вчитывался в строчки «Цветов зла» Бодлера.

—Ах, уважаемая госпожа Чунг! Сотни извинений за втор­жение в частную жизнь... Но у кого она осталась действитель­но частной? У меня? О нет! Только иски да заботы о благо­денствии и спокойствии соотечественников... Ведь у вас теперь в гостях русский журналист ... этот... Шем... Шем... Шемкинг? Расскажите ему, что стало известно от меня. Рус­ским неплохо бы поберечься. Мы заинтересованы... Деловые связи в их стране — серьезная перспектива...

Затянувшееся молчание прервал, доверительным тоном сказав:

— Ты меня поняла, умница?

Кафе «Касабланка» в нижней стороне улицы Изумрудно­го Холма славилось эклерами «Длинный Джон» с неимовер­ным количеством желтоватого крема, казавшегося прогорк­лым. Барбара терзала свой ножом и вилкой.

Молодая пальма раскачивалась над их столиком, выстав­ленным на тротуар. Утреннее, еще нежаркое солнце словно подмигивало сквозь колышащиеся листья-лопасти.

Бэзил тянул кофе, вкуса которого не чувствовал после того, что услышал.

Странно совпадающими выглядели случайные обстоя­тельства, составившие вдруг неразрываемую цепь. Встреча с Барбарой в Бангкоке, продолжение отношений в Сингапуре, появление Рутера Батуйгаса и теперь этот звонок старого адвоката с предупреждением относительно Севастьянова.

— Как все это понять, Барбара? — спросил он. — У нас отняли веру друг в друга...

— Ты старше и опытнее меня. Но из другого мира. Ты не знаешь богатых, это — иная планета... Ты все соизмеряешь со странной моралью, похожей на недоверчивость дикаря, не больше, Бэзил... Даже меня, даже меня и сейчас. А разве ты вправе усомниться в искренности моего чувства? Это озна­чало бы унизить меня... У богатых своя логика. Там можно все, абсолютно все... Я же, как кукушка, подкладываю инфор­мационные яйца в чужие гнезда, в их банки данных... Вот и все. Я — наемник. Как и ты... Только ты лицемерно скрыва­ешь это от себя... Адвокат Ли воспользовался сложившимися обстоятельствами. Вломился таким образом в частную жизнь, то есть использовал тебя и меня... ты понимаешь это? Не меня только, а тебя и меня вместе!

На полке с пестрыми французскими книжками дома у Барбары в фарфоровой рамке девушка с гладко зачесанны­ми, почти натянутыми на затылок рыжеватыми волосами, забросив руки за колокол широкой юбки, полуобернувшись, отчего скосолапились стройные ноги в туфельках на высо­ком каблуке, улыбалась китайской даме в традиционной пи­жаме. Со свекровью после замужества с «привидением».

Такой она была в начале пути.

Золотой, жемчужный и малахитовый браслеты небрежно путались на холеном запястье, лежавшем на сумке итальян­ского сафьяна, мягкого, словно шерстяная материя. Крошки эклера и капелька желтого крема пачкали перламутровый маникюр на тонком пальце, выбивавшем дробь о краешек чашки.

Такой она стала.

— Лучше сказать правду, Барбара... А у тебя на моем месте не возникли бы подозрения, что даже наша встреча — только часть дьявольской интриги против Севастьянова? Что ты чего-то добиваешься от меня по указке этого Ли?

— Бэзил, я, как и ты, добиваюсь информации... И есть какой-то закон, закон сам по себе... Сильной и сенсационной информации добиваешься, когда сам охвачен глубоким чув­ством... Смотри, как все складывается. Я иду дорогой твоей логики...

— Моей логики?

— Да, твоей и твоей коммунистической газеты тоже... Па­ру дней назад я не выбросила в корзину, как обычно, а попро­бовала вникнуть в то, что рассылает ваше посольство по редакциям. Знаешь ли, я ждала встречи с тобой и знала заранее, как все сложится... Хотела немножко понять, что там, на твоей стороне. Бумаги вашей информационной службы как-то общи и расплывчаты. И любовь, и неприя­тие... Моя любовь и неприятие относятся не к принципам, а к конкретным людям и событиям...

— Ты хотела следовать моей логике. Вот и следуй, не отвлекайся!

Они рассмеялись оба сразу.

Бэзил положил на ее браслеты ладонь, стер каплю крема с пальца.

— Уф, — выдохнула она. — Кажется, мир и согласие спа­сены...

— Любовь спасена, — сказал Бэзил.

— Великое чувство, — сказала Барбара.

— Так как насчет логики?

— Логика... Да, логика... Почему проходимцу и защитни­ку больших денег Ли понадобилось довести до тебя, Бэзил, сведения, касающиеся другого русского, этого Себасти? Чтобы ты кинулся прикрывать соотечественника. Ли этого и хочет. Получается, что вы оба заодно с ним. Таким обра­зом, передовица с обличением капитализма в твоей газете — одно, а твои дела, совпадение интересов с Ли — другое. Так ведь? Какая разница между тобой и Гэри Шпиндлером?