Укрощение Зверя
Шрифт:
«Будем осторожны – решил посол – но и затягивать нельзя. Армия сзади идет. Все в жизни тлен и суета. Пока мы живы, живы и наши мечты. Дорогая моя Саодат! Неужели больше никогда не увижу тебя, не коснусь твоих плеч, не вдохну твой запах! Да, все понимаю приверженность женщине – это слабость для мужчины, но история знает великих мужей любивших своих жен, но не ставших от этого менее великими. Да и сам Великий Тимур не избежал женских чар. Его средняя жена Биби-Ханум – образец мусульманской жены. Строит медресе и мечети, все хозяйство двора целиком за ней. Но Саодат – роза жизни моей!
Всей красоты твоей я так и не постиг.
Тюльпаны с горных круч ко мне приходят в стих,
Но ты красивей их, к тому ж – цветут неделю,
А ты надежда всех бессчетных дней моих.
Это Баба Тахир написал – гениальный поэт. Нет ему равного ни в Персии, ни в Мавераннахре.
Могу ли я тебя в разлуке позабыть?
Иной свободы нет, как, мучаясь, любить!
И если в сердце ты остаться не захочешь,
Покою в нем не быть и красоте не быть
Это про меня. Саодат – сердце моё! Клянусь тебе, что вернусь и осушу все твои слезы. Не плач обо мне!»
Монотонный стук копыт, дорожная пыль, караван-сараи и трактиры. Случайные спутники, долгие разговоры у костров. Разноцветные одежды, разноцветные лица, кривые тюркские сабли, прямые тевтонские и франкские мечи. Дорога есть дорога. Тем более такой людный путь называемый Великим Шелковым Путем. Стройные ахалтекинцы, лохматые монгольские кони, коренастые мулы и даже высокомерные двугорбые верблюды – кого только не увидишь на этом пути.
На стоянках человек по запаху определяет кто его ближайший сосед. Выйди из палатки, вдохни и сразу понимаешь, что слева готовят бухарский плов, а справа острый мадьярский гуляш. Пройди немного вперед и почувствуешь запах печенежского шулюма или китайского жаркого.
На дороге все равны и все обязаны помогать друг другу. На дорогах много всякого степного сброда, готового украсть все, что плохо лежит. А уж ели хорошо лежит, удобно для вора, то украдут обязательно. Лошадей и груз все охраняют сами или нанимают охрану.
Утром сосед справа от посольского каравана, греческий купец Костас Геранитис недосчитался лошадей и трех ценных вьюков. Двух охранников не смогли найти, один лежал задушенный недалеко от дороги. Тут же была организована совместная погоня по следам. След в степи всегда остается. Вел погоню кипчакский проводник греческого каравана Ахмат. Каждый сосед выделил по два-три всадника – так велит обычай. Грек скакал рядом с арабом, монгол рядом с русским – дело общее. Догнали, воров зарубили, украденное отобрали.
Первая казацкая застава удивила внезапностью появления вооруженных всадников на дороге. Вот ведь не было никого, и вдруг как из-под земли выросли смуглые усатые парни на рослых лошадях, в кольчугах по самые глаза и блестящих стальных шлемах. Трое, по-видимому, начальники, подъехали, проверили подорожные посольские грамоты, махнули рукой своим соратникам. И те, исчезли так же внезапно, как появились. Шамсутдин Бури аж вздрогнул.
Потом недалеко от дороги он увидел небольшой укрепленный город – настоящую крепость. Хотел осмотреть поближе – не дали. Сказали на хорошем тюркском наречии, что чужим в эту крепость заезжать нельзя и попросили следовать дальше. А когда он все же попытался разыграть из себя дурака, не понимающего собственный язык, то из крепости выехала до зубов вооруженная полусотня казаков и встала на его пути. В прорези шлемов на него и его спутников смотрели черные, карие и голубые сердитые глаза, правые руки казаков сжимали пики, а левые натянутые поводья. Достаточно было короткой команды атамана и караван будет атакован. Шамсутдин понимал, что на посольство они вряд ли нападут, но ему стало не по себе. Проявлять нахальство он не рискнул и дал приказ продолжить путь.
Всему когда-то приходит конец, каждый путь заканчивается. Вдали показались густые леса и, за рекой Шамсутдин и его спутники увидели пригород столицы московского княжества.
Их встретил дьяк Посольского Приказа Феофан, доброжелательный и веселый молодой человек в форменном кафтане, вооруженный и сопровождаемый десятком вооруженных стражников. Шамсутдин Бури рассчитывал, что посольство будет встречать, по крайней мере, боярин Колчин, глава Приказа. Неуважение? Пожалуй, не стоит пока акцентировать на этом внимание, не время. Он широко улыбнулся дьяку и сказал по-русски:
– Здрав будь, боярин!
– И ты будь здоров, твоя милость, посол Великого Амира Тимура Гуркани.
Шамсутдин понял только слова «амир» и « Тимур Гуркани»поэтому следующую фразу сказал уже на родном ему тюрки:
– Как здоровье Великого князя московского Василия?
– Князь – отец наш чувствует себя очень хорошо. Чего желает и брату своему Тимуру, повелителю многих орд и народов.
Эта формула величания была хоть и короткой, но вполне допустимой, поэтому Шамсутдин продолжил:
– Мы проделали долгий и утомительный путь и хотели бы отдохнуть. Привести в порядок наших коней и верблюдов. А завтра, с подарками, явиться к Великому князю на прием. У нас важное дело к нему.
– Покои для вас готовы в Гостевом тереме. Столы накрыты, баня натоплена. В охрану назначены дружинники, лучшие из лучших. Ни в чем недостатка знать не будете. Вечером к тебе, посол, на беседу, приедет его милость боярин Иван Колчин. Вы с ним обговорите все предварительно. Не серчай, что боярин сам вас не встречает, в отъезде он по приказу князя Василия.
Шамсутдин Бури совсем успокоился. Раз князь дал поручения, боярин выполнять обязан – это ему было понятно. Честь посла не пострадала. Заранее определить обсуждаемые вопросы старались все послы и посланники. Таким образом, снимались возможные острые углы в дипломатических формулировках. Можно занимать отведенные покои и ждать.
17
(Не говори ничего раньше времени и избегнешь неприятностей)