Укрощение Зверя
Шрифт:
Все было выполнено мгновенно. Связанный Сухроб замолчал, как только ему показали кинжал Михаила. Все ценности были сложены в седельные сумки и навьючены на двух крепких лошадей, которых перегнали к городской стене, в конюшню знакомого караван-сарая.
Михаил надел кольчугу на войлочный жилет, а сверху рубашку и бешмет. Пояс с дамасским клинком был на своем месте. Кинжал в рукаве. Яков был спокоен – он сам был смертельное для врага оружие. До полудня оставалось совсем немного времени. Можно было ненадолго прилечь.
Их разбудили крики на улице. Яков и Михаил мгновенно поднялись на крышу и увидели огромную,
Сначала толпа показалась Якову и Михаилу просто неорганизованной массой, и только потом они заметили в центре этой людской стихии, крупного немолодого человека, громко отдававшего команды, стоящим около него, вооруженным до зубов, мужчинам, в черных плащах с опущенными капюшонами. Сверху это смотрелось как два больших ромба: широкий белый и небольшой черный.
Внезапно в конце улицы появились вооруженные копьями стражники. Опустив оружие, они двинулись на бунтовщиков. Толпа остановилась, из неё выбежало два десятка крепких молодых людей раскручивающих пращи над головой. Стражники испуганно попятились, но было уже поздно. Свистящие камни разили их одного за другим. Толпа тут же бросилась вперед, и от лежащих стражников осталось только кровавое месиво.
Люди в черном аккуратно добили раненых, отползших на край улицы. Кровь действует на людскую массу как наркотик, силы её учетверяются. Властям уже было доложено о восстании солнцепоклонников, которых считали полностью уничтоженными. Сотня всадников при поддержке пехоты и лучников перегородила одну из улиц ведущую к дворцу наместника.
Военноначальники были уверены, что легко справятся с восставшими. Сотник отдал команду, и всадники понеслись по узким улицам Тебриза навстречу белой волне людей. Заметив скачущих конников, командир восставших отдал несколько команд. Пращники перепрыгнули через забор ближайших домов, а люди в черном выступили вперед, держа в руках сверкающие на солнце крисы [77], с кривым «пламенеющим» клинком. Всадники стремительно приближались. Лучники, сидящие у них за спинами готовились соскочить с коней и открыть огонь по восставшим. Когда всадники приблизились к толпе примерно на десять-пятнадцать метров, из-за стен домов показались пращники и стали непрерывно осыпать воинов свистящими снарядами.
Люди в черном упали на землю и, сделав несколько кульбитов, оказались рядом с остановившимися всадниками. Сверкающими крисами они подрезали сухожилия лошадям и добивали упавших воинов. Лучники даже не успели зарядить свои смертоносные луки, как были просто разорваны толпой. Среди восставших тоже были убитые и раненые, но неизмеримо меньше чем у воинов Мираншаха. На подходе к дворцу наместника Мираншаха воинам все же удалось остановить наступающих.
Тогда восставшие построили баррикады и непрерывно обстреливали из луков и пращей стражников и воинов. Послать гонцов в гарнизоны расположенные за городом или
Яков и Михаил выехали на улицу, и сразу попали в руки одетых в белое бунтовщиков. Но Яков быстро показал им солнечный диск, присланный Афанасием. Им посоветовали надеть эти значки на грудь, чтобы их не приняли за сторонников Тимура и не убили. До дома Бельского они доехали почти беспрепятственно. На улицах лежали трупы людей и животных. Некоторые дома горели. Шум битвы раздавался где-то далеко, у дворца наместника. По теплым мостовым золотого Тебриза разгуливали патрули восставших, вылавливая инакомыслящих, и верша суд и расправу над ними прямо на месте.
– Сначала пойду я – сказал Яков – Потом ты. Через пять минут.
– Если увидишь Семена…
– Семен твой, я даже не претендую на честь убить его.
Яков подтянулся и легким движением перебросил свое тело через забор. За забором сразу же раздался чей-то громкий стон и крик. Калитка открылась и Михаил, обнажив саблю, вбежал в сад. На дорожке лежал человек в луже крови, Яков держал второго стража левой рукой за лицо, закрывая ему, нос и рот, вторая рука с надетым на неё «тигровым» кастетом уже была занесена для удара. Двор был пуст, и Михаил ринулся в дом.
Первый и второй этаж он пробежал мгновенно. Там никого не было, но дверь на крышу была открыта. Михаил осторожно подошел к не застеленной кровати, взял подушку и резким движением выбросил её в открытый проем двери. И тут же выскочил сам. На крыше, перед рассеченной надвое подушкой, стоял его личный враг и предатель Русской земли боярин Бельский. В одной руке Семена была сабля, в другой – длинный кривой персидский кинжал. Его глаза пылали злобой и ненавистью. И Михаил подумал, что это хорошо. Ненависть и гнев очень плохой советчик в рукопашной схватке.
– Ну, что Семен, может, извинишься. Встанешь на колени и покаешься в грехах передо мной и Русью – Михаил ни на секунду не спускал глаз с предателя. Ему хотелось ещё сильнее разозлить Бельского.
– Пропади ты пропадом, выродок! Вы, хазары, казаки, татары и прочие инородцы, вечно пачкаете везде, мешаете истинно русским людям спокойно жить!
– Это ты истинно русский человек? Ты, предатель веры и отечества. Везде, где бы ты ни был, за тобой тянется след разрухи и крови. Из Литвы тебя изгнали за что?
– Не твое дело, выродок!
– Это ты выродок, а мой казацкий род никогда никого не предавал. Мы уже сотни лет Руси служим верой и правдой. А ты здесь что делаешь? Пришел к самому злейшему врагу Руси на службу проситься. Гнида!
Семен сделал мгновенный выпад вперед и вправо, желая распороть живот Михаилу. Но сабля только звякнула, скользнув по кольчуге. Михаил завертел клинком, превращая его в сплошной круг стали. Бельский попытался взять себя в руки и короткими ударами с разных сторон достать голову или шею противника. Когда это не удалось, он с криком ринулся в лобовую атаку, желая силой и весом преодолеть стальную преграду, построенную атаманом. Но его сабля всюду встречала клинок Киреева.