Укрощенное сердце
Шрифт:
Смутившись, Джаспер расцепил ее руки и встал. Если бы только это было правдой!
– Ронуэн сделала бы то же самое для Риса, твоей матери или любого другого небезразличного ей человека. Такая уж это женщина. Храбрая и преданная.
Они долго стояли рядом в тягостном молчании. Потом Изольда потянула дядю за руку.
– Пойдем, я помогу тебе помыться, чтобы ты смог навестить ее.
И Джаспер пошел за племянницей, позволив ей позаботиться о нем и испробовать себя в роли, которую ей когда-нибудь предстоит играть в собственном доме. Он снял грязную
Здесь Изольда одарила его ободряющей улыбкой.
– Я войду первой.
Она скрылась за дверью, оставив его одного. Теперь, когда ему не надо было успокаивать Изольду, Джаспера снова охватила паника. Что, если Ронуэн не поправится? Как он сможет жить с таким острым чувством вины? А если она выживет, как он сможет ее отпустить? Все у него внутри сжалось, к горлу снова подступила тошнота.
Потом дверь открылась и Джослин жестом пригласила его войти. Он помедлил, глядя, как Ромни собирает свои инструменты, присыпки и пузырьки с жидкостями. Молча пожав плечами, лекарь удалился; за ним, повинуясь кивку матери, вышла Изольда. В комнате остались только Джаспер, Джослин и почти бесплотная фигурка на высокой кровати.
– Сейчас она спит, Джаспер. Дыхание нормальное, сердцебиение тоже не слишком слабое. – Джослин взяла его за руку и потянула за собой к кровати. – Думаю, что она поправится, если, конечно, не начнется лихорадка. Мне кажется, Ронуэн спасло то, что ты перевязал ее. Рана осталась чистой и закрытой. Посиди здесь, а я пойду немного освежусь.
– Ты уходишь?
В его голосе явственно прозвучала паника.
– Я скоро вернусь.
– А что, если… ну… я не знаю… Что, если ты ей понадобишься?
– Сейчас ей нужно только утешение, которое ты вполне способен ей дать, Джаспер. – Она подтолкнула его ближе к кровати. – Поговори с ней. Я не уверена, но она вполне может слышать тебя и даже ответить.
Сказав это, Джослин ушла, и он остался наедине с Ронуэн. Но не о таком уединении он мечтал.
Он вгляделся в ее бледное лицо, надеясь увидеть румянец на щеках, улыбку на губах, блеск в глазах. Ничего этого не было. Ее лицо было бледным до синевы, веки стали серыми. Это была все та же очаровательная лесная нимфа, которую он когда-то встретил у реки, но дух, пленивший его сердце, ее покинул. Он коснулся ее руки – она была холодной и безжизненной. В отчаянии он положил дрожащую ладонь на ее лоб.
– Ронуэн, вернись ко мне, любимая. Не покидай меня.
Издав то ли всхлип, то ли стон, Джаспер наклонился и запечатлел на ее губах легкий поцелуй.
Он ожидал, что ее губы тоже будут холодными, но они были теплыми, и даже шевельнулись, словно она пыталась ответить на поцелуй.
Джаспер вздрогнул. Исполненный надежды. Неудовлетворенный. Она что-то невнятно пробормотала, но ее глаза оставались закрытыми. И эта слабая, почти незаметная, реакция вызвала в нем
– Ты просто эгоистичный сукин сын, – вслух обругал себя Джаспер.
Брови Ронуэн чуть заметно приподнялись, и он снова обругал себя, испугавшись, что потревожил раненую. Потом, вспомнив, что Джослин велела с ней разговаривать, неуверенно сказал:
– Ронуэн, если ты меня слышишь, прошу тебя, поверь, мне очень нужно, чтобы ты поправилась.
Он взял ее руку в свои, в очередной раз ужаснувшись, какая бледная, почти прозрачная у нее кожа. А ведь у нее были сильные руки. Ничего, с Божьей помощью они вновь окрепнут.
– Ронуэн, мы все ждем, когда ты проснешься. С Ламонтом уже разобрались. Тебе никогда больше не придется бояться его. И еще: мы с Рисом забыли о наших разногласиях. Теперь у нас общая цель: мы хотим, чтобы ты выздоровела… и разделила нашу радость от общей победы.
Ее губы пошевелились, и у Джаспера замерло сердце. Но она не издала ни звука и ему пришлось смириться с острым разочарованием. Он все равно не отпустит ее.
Если ему придется бодрствовать все ночь, он сделает это. Если надо будет все ночь держать ее за руку и просить остаться – значит, так тому и быть. Если ему придется молиться до тех пор, пока в его сердце не останется ни одной молитвы, он и на это согласен.
Но он не позволит это дорогой для него женщине покинуть его без борьбы.
Глава 24
Рис тоже бодрствовал. Он забрался на столетний дуб, росший на краю леса, и устроился на раздвоенной ветке, откуда был хорошо виден английский замок. Теперь, когда на землю мягкой кошачьей походкой надвигалась темнота, окутывая мир плотным покровом бледно-лиловых сумерек, он сидел, держа в руке почти опустевший бурдюк с вином, и мрачно разглядывал английскую крепость.
Живали Ронуэн?
Он закрыл глаза и прижался головой к шершавой, но прохладной коре. Как он мог оставить ее там, в стане врагов? Ведь она там совсем одна. Хотя она не считала их врагами. Не так, как раньше. Джаспер Фицхью изменил ее мнение, так же как и его брат когда-то изменил позицию Джослин.
На Риса внезапно нахлынула волна острой жалости к самому себе. Его все бросают. Первой была его мать.
И отец.
Он нахмурился, поднял бурдюк и допил вино. Его отец умер за своих людей. За свою семью и сына. И виноваты в этом братья Фицхью.
Рис изо всех сил сжал пустой бурдюк, сожалея, что это не шея Джаспера Фицхью. На какое то время, тревожась о Ронуэн, он позабыл, как сильно презирает этого человека.
Если она умрет, у него появится еще один повод убить проклятого ублюдка.
Он устремил невидящий взгляд в темнеющее небо. Если Ронуэн выживет, ничего не изменится. Она не была бы ранена, если бы Джаспер Фицхью – негодяй, что ни говори – не преследовал ее и не затравил как дичь.
Выживет Ронуэн или умрет, он ничего не должен Фицхью, кроме хорошего удара клинком.