Улица теней
Шрифт:
— Платить необязательно. Расскажите, что именно вам нужно, — сказал Джакс. — Сколько вас будет?
— Только двое — мой деловой партнер, Вес Волетт, и я.
— Прошу прощения, — ожил И-5. — Не тот ли это знаменитый светоскульптор-каамаси?
Гостья встревожено поглядела на них:
— Да. На его родной планете его почти все знают… То есть знали. — Она так огорчилась, что едва смогла договорить. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять отчего. Даже если бы Джакс и Ларант не оказались в центре событий метафизически, трагедия Каамаса все равно была у всех на устах.
— Вас тревожит его будущее, — сказала Ларант, — и заодно ваше собственное.
Если
— Да, тревожит, — отвечала зелтронка, застигнутая врасплох замечанием Ларант. Гостья умоляюще посмотрела на Джакса: — Пожалуйста, помогите нам. Вес не трус, но он художник, а художники слабо понимают, как на самом деле устроена Галактика. Я боюсь, что он совершит что-нибудь опрометчивое, попытается отомстить… Например, создаст произведение, которое оскорбит Императора. Тогда нам обоим конец.
Гостья говорила, и ее кожа все больше краснела, приобретая более темный оттенок. Ден понимал, что только он с его острым зрением, да еще И-5 с его фоторецепторами были в состоянии это уловить. Он уже когда-то наблюдал, как окрашивается в темные цвета кожа фаллиинского принца Ксизора, и заподозрил, что и теперь это происходит не просто так. Эта особа наверняка так и брызжет во все стороны феромонами, чтобы химически вызвать сочувствие к себе у Джакса, а может, и у Ларант тоже.
Он не знал, действуют ли зелтронские феромоны на тви’леков. Он припомнил, что принцу Ксизору удалось очаровать Ларант своими выделениями, но Дуаре принадлежала к другой расе.
Ден услышал, что гостья снова заговорила, и навострил уши.
— Я помогаю Весу в его работе, — вещала зелтронка. — Возможно, вам известно, что моя раса обладает даром телеэмпатии. Эта способность позволяет мне приводить Веса в соответствующее настроение, и тогда он создает свои лучшие работы.
И-5, разумеется, заметил отсутствующее выражение на лице Дена.
— Зелтроны могут ощущать и проецировать эмоциональные состояния, — начал объяснять другу дроид, включив узконаправленный ультразвук, чтобы никто не подслушал. — Это та же телепатия, только передаются не слова, а чувства.
Ден испытал прилив благодарности. Последнего фактика он не знал. И на кой тогда все эти феромоны, подумалось ему.
Он снова всмотрелся в лицо Джакса. Тот по-прежнему демонстрировал полное владение собой — как и Ларант. Ден призадумался, не защищает ли Сила тех, кому она повинуется, и от химических атак, и от эмоциональных излучений. Его бы это не удивило: послушать таких джедаев, как Бэррисс Оффи или Джакс, так Сила могла почти все. Ден самолично видел немало чудес, сотворенных Силой, и не ему было сомневаться в этом.
Что же, может, и обойдется, подумал он.
Джакс откашлялся и начал:
— В последнее время деятельность «Бича» стала предметом пристального внимания со стороны властей. Они стремятся узнать, каким образом противники режима, радикалы и другие инакомыслящие бегут с Корусканта. Сейчас будет труднее, чем обычно, вывезти вас с планеты.
Ден облегченно вздохнул. Он был рад, что его друг-человек вопреки феромонному туману все еще думает головой, а не железами.
— Поэтому, — продолжал Джакс, — нам придется быть сверхосторожными, переправляя вас и вашего товарища. Но в любом случае мы вам поможем. Я думаю, мы все должны сделать это в память о погибших каамаси. — Джедай приветливо улыбнулся Диже, и зелтронка улыбнулась в ответ.
Ден хлопнул ладонью по лбу и застонал.
И-5 воззрился на него.
— Ты чего? — спросил дроид.
— Голова разболелась, — слабым голосом ответил Ден и удалился.
* * *
Се’лан.
Именно так это называлось по-салластански. Это слово значило беспокойство, тревогу, состояние, когда «сердце не на месте». Именно оно с предельной точностью описывало нынешнее состояние духа Дена Дхура.
И этот се’лан был не зря. В конце концов, он уже много времени безуспешно пытался вдохновить всех остальных — и эломина тоже — отряхнуть с ног пыль Корусканта и, развив бешеную скорость, убраться со столичной планеты. Куда — было неважно, главное — побыстрее. Чем больше пустого пространства проляжет между ними и повелителем Вейдером, тем лучше: было весьма вероятно, что злобный подручный Императора по-прежнему хочет изловить беглого джедая.
Ден мог понять идеализм и даже время от времени сам наступал на горло собственной песне. Репортеру было нетрудно принять то, что Джакс посвятил себя служению правде, справедливости и Кодексу джедаев. Однако одобрить подобное поведение под носом у одной из самых опасных личностей в Галактике было для Дена за пределами возможного.
И все же что-то держало салластанина на Корусканте. И-5.
Протокольный дроид сотворил удивительное, понял Ден. Модифицированный механизм стал его близким другом, и Ден уже не мог представить свою жизнь без него.
И-5 сказал Дену, что если тот почувствует необходимость покинуть Корускант, то он последует за ним — даже если Джакс решит остаться. Но дроид также обещал старшему Павану, что будет приглядывать за его сыном, если Лорн погибнет. И-5 очень серьезно относился к этой просьбе, пусть он и не мог приступить к ее выполнению, пока Джакс не стал взрослым. Что же, лучше поздно, чем никогда, и преданность дроида не знала границ, будто он решил наверстать упущенное за все эти годы.
Если поставить И-5 перед выбором, как он поступит — останется с Джаксом или уедет с Деном?
Салластанину даже не хотелось знать ответ. В этом и была загвоздка. Ден Дхур, первоклассный репортер и профессиональный циник, любил И-5 как брата. Пусть они часто сходились в словесном поединке, обмениваясь насмешками, но Ден по-настоящему привязался к дроиду — сильнее, чем к любому из органических существ в его жизни.
И эта привязанность была крепка настолько, что мешала ему покинуть ненавистную для себя планету — или, по крайней мере, самую ненавистную ее часть. Да, это был нижний Корускант во всей красе: пятьдесят этажей трущоб, узкие, извилистые улочки и спуски, поверхность, изрешеченная пустотами и замысловатыми проходами. Зданий за многие столетия понавозводили столько и стояли они так плотно, что за ними почти не было видно солнца. А когда было, его свет, прошедший сквозь завесу углеводородного смога, казался кроваво-красным. Ден считал это название слишком суровым, но тем не менее подходящим.