Улики горят синим пламенем
Шрифт:
– Ты, Стас, немного отстал от жизни, – разъяснил Гуров. – Вальтер Скотт – это все-таки двести лет назад. А у нынешней молодежи «сакс» – это такая оценка. Негативная. Что-то вроде «отсос». Ты, например, в таких случаях говоришь «дерьмо».
– Если мы имеем в виду одно и то же, то я в таких случаях говорю «говно», – поправил Крячко.
– Извини за неточность, я не хотел тебя обидеть, – развел руками Гуров.
– А откуда ты знаешь про этих саксов? – не отставал Станислав.
– Как-то раз мультик про Бивиса и
Тем временем генерал Задумов развил просто бешеную деятельность. На голубую чуму были брошены силы не только вверенной ему сводной группы, но и подразделений патрульно-постовой службы, в том числе и ОМОНа. Генерал пытался задействовать и силы антитеррористического спецназа, но там его послали далеко.
Впрочем, сил и без того хватало с избытком. Задумов и Капец корректировали план операции. Он должен был сработать молниеносно и одновременно по всей столице.
Капец, как бы между прочим, заглянул в кабинет к полковникам.
– Слушай, – спросил он Гурова. – Как думаешь, по каким объектам нам еще стоит поработать? Где эти педрилы кучкуются?
Из его вопроса сыщик делал вывод, что начальство не имеет о цели предстоящей операции ни малейшего представления.
– Где же им кучковаться, как не в ночных клубах, – ответил он. – Бери справочник и выписывай названия: «Голубой гром», «Голубой кит», «Голубой солдат», «Гей, славяне!» и тому подобные.
– Ага, – Капец потер руки и скрылся за дверью.
Гуров и Станислав весело посмотрели друг на друга.
– Представляешь, что тут сейчас начнется?
– Конечно – Содом и Гоморра. В прямом смысле этих названий.
Немного погодя Гуров снова умудрился испортить удовольствие генералу Задумову. Он категорически заявил, что поскольку «сто двадцать первая» статья старого кодекса отменена, то участвовать в облаве на педиков он отказывается. И полковник Крячко тоже.
– Я с вами еще поговорю! – в ярости прорычал Задумов и оставил обоих полковников дежурить по штабу.
Когда войска отбыли на операцию, Гуров заглянул в туалет. Там поперек белой стены чем-то черным было написано: «Задумов сакс». Между этими словами чья-то услужливая рука – вероятно, она принадлежала Капцу – приписала: «Англосакс». Получилось глупо, зато не так обидно.
В это же самое время страховщик Страховский спустился в подземный гараж ночного клуба «Спрут» и сел в свою машину. Его немного трясло. Только что он разговаривал с Ростиком Вишневским. Его догадка подтвердилась. Ростик участвовал не в одной и не в двух махинациях.
Но главным итогом беседы было не это. Изрядно подвыпивший Ростик выболтал имя своего шефа. Страховскому удалось записать сказанное на мобильник. Теперь он мог поторговаться.
В то же время он понимал, что сильно рисковал и совсем забыл об осторожности.
Скрип на заднем сиденье заставил его вздрогнуть. Он даже не пытался оглянуться. Ужас парализовал страховшика. Выстрелом его отбросило на руль. Второй, контрольный, выстрел в голову оказался уже практически лишним.
Среда
Ночь выдалась тяжелой. Наверное, так выглядел Смольный накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Только вместо перепоясанных лентами хмурых матросов в коридоре дымили табаком не менее хмурые милиционеры с короткоствольными автоматами через плечо.
Гуров и Крячко сидели на приемке. Они оформляли задержанных, которых автобусами подбрасывали бравые орлы-задумовцы. Кто бы мог подумать, что в столице столько извращенцев!
Документов с них не требовали – все равно сверять их не было ни времени, ни возможности. Данные писали со слов пленников, после чего отправляли их в отстойник. Роль отстойника исполнял актовый зал, где еще недавно генерал Задумов выступал перед журналистами.
Застоявшийся, пропитанный табачным дымом воздух в клочья рвали протестующие крики, исполненные обиды и глубокого негодования:
– Почему меня арестовали? На каком основании?!
Сыщики резонно возражали:
– Вас не арестовали, а задержали. Юридическое основание – устное распоряжение генерал-майора Задумова за номером три нуля дробь шишнадцать.
Затем записанного отправляли в актовый зал, а его место занимал следующий. Записанные уходить не хотели и требовали разъяснений, но сыщики были непреклонны.
– Пройдите в зал.
– Но я…
– В зал, сэр!
– Я требую адвоката! – кричали пленники.
– А вот я бы сейчас предпочел холодного пивка, – признался Крячко.
Улов отличался разнообразием. Преобладали в нем люди творческих профессий, в основном свободные художники: стилисты, дизайнеры, артисты, музыканты. Эти своей нестандартной ориентации и не скрывали. Несколько скромнее держались люди бизнеса. Гуров узнал одного очень известного продюсера, но виду не подал и в протокол его записал как Федора Михайловича Достоевского, торговца черным деревом.
Гуров и Крячко складывали протоколы в стопки. Постепенно высота этих стопок стала приближаться к Вавилонской башне, а задержанным в актовом зале стало не хватать стульев. Но тут, к счастью для всех, трижды пропел петух, ночь кончилась – и по коридору затопали тяжелые башмаки генерала Задумова.
Генерал вернулся с охоты усталым, но счастливым. Ловцов и загонщиков он милостиво отпустил по домам, отсыпаться. А сам примчался вершить строгий и правый суд. Он прошествовал в свой кабинет с видом триумфатора и с порога объявил: