Улитка в тарелке, Лавряшина Юлия Александровна

Улитка в тарелке

на обложку

Лавряшина Юлия Александровна

Шрифт:

Мама говорила это с серьезным видом, но Бемби подозревала, что про себя она похихикивает. У них все любили посмеяться и поострить, а у Сола за комментарии на уроках каждый день отбирали дневник. Правда, замечания в нем так и не появлялись, но ее брат и не думал скрывать истинное положение дел. И было ясно, что Сол гордится тем, что весь класс покатывается от его колких фразочек, а Наталья Васильевна, хоть и делает вид, что сердится, но «она же улыбается, я вижу!» Бемби тоже иногда нравилось, как брат над ней подтрунивает. Хотя бы этим вечером… Ради гостей она решилась приготовить в микроволновке фаршированные баклажаны, которые они не раз делали вместе с мамой, но, чтобы подстраховаться, Бемби залезла в большую глянцевую книгу с рецептами. Сол то крутился возле нее на кухне, то убегал к Эви… Это он так говорил: «Я к Эви!», но Бемби почти не сомневалась, что брат бегает к Мире, хоть та и выглядит на восемьдесят лет. Ну, может, на семьдесят… Бемби

и раньше предупреждала родителей, что их сынок вырастет «жутким бабником», а Мира, к тому же, не была похожа ни на одну из знакомых ему девчонок. Не к лучшему непохожа, но кто их разберет, этих мальчишек! Вон как у него горели глаза, когда Эви рассказывал, как Мира ночью выводила его из их родной тюрьмы. А накануне все сама разведывала… Бемби тоже восхищалась про себя: «Смелая девчонка!» А потом загрустила: «В двенадцать лет я тоже не струсила бы…» Может, Сол потому так и потянулся к Мире, что вспомнил, какой была когда-то его сестра… В очередной раз прилетев от Миры на кухню, он сгреб отрезанные верхушки баклажанов и расставил их так, что они стали похожи на группку маленьких человечков с длинными изогнутыми шеями. Тонкими, «мультяшными» голосами они вдруг запищали:

— О, это же знаменитая писательница! Ах, какое счастье! Автограф, автограф!

— Дурак, — сказала Бемби, но не удержалась и захохотала.

«А что? — мелькнула у нее шальная мысль. — Так и будет! Разве из врачей мало писателей вышло?» Потом они уплетали эти самые безголовые баклажаны, перекрикивая магнитофон, который Бемби так и не выключила. Тишина всегда чем-то пугала ее. Она сама не понимала чем… А в тот вечер подумала: «Тишина — это та же стена. Кажется, что за ней уже ничего нет. Звуков нет. Людей нет. Осталась только ты, и твои мысли. Кому они нужны, если никого нет?» Бемби допускала, что многие любят тишину, стремятся к ней. Не зря же соседка вечно колотит ей в стену, когда музыка звучит слишком громко (для Бемби — в самый раз!). Ей даже приходило в голову, что пройдет какое-то время, лет, скажем, десять, она станет совсем старой, и вот тогда тоже пристрастится к тишине. Громкая музыка — это голос молодости. Наверное, старость он раздражает неимоверно. У молодых все звучит громко — смех, голоса, признания. Им кажется, иначе их не услышат. Ведь они и сами еще не умеют вслушиваться в шепот. Этому учишься… Именно за ужином Бемби и заметила, как тихо говорят эти двое. Магнитофон не заглушал Сола, хотя голос у брата никогда не был звонким — с рождения басовитым. Но как раз его Бемби хорошо слышала, несмотря на то, что он сидел на другом конце стола. А Миру, которая была совсем рядом, обо всем приходилось переспрашивать. А поговорить хотелось! То и дело Бемби охватывало ощущение, что они с братом приютили у себя инопланетян, ведь о земной, обычной жизни они не знали почти ничего. «С чего мы взяли, что они правду говорят? — веселилась она про себя. — И кто придумал, что инопланетяне — маленькие и зелененькие? Может, они как раз такие? Похожие на нас, а все же другие».

— Сол! — крикнула она и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. — «Секретные материалы», да?

Их гости ничего не могли понять из этой фразы, но любой землянин сообразил бы, о чем идет речь. Сериал о пришельцах показывали во всем мире. Кроме того пятачка за Стеной… Существовал ли он на самом деле? Или привиделся Мире так же ярко, как видела свои истории Бемби? А потом она с таким жаром рассказала все Эви, что это убедило его, как позднее убедило Бемби с братом… Сол хмыкнул в ответ. Ему не требовалось объяснять все на пальцах. Правда, когда речь заходила о чем-то простом, Сол мог проявить поразительную тупость. Вчера, например, Бемби попросила его разогреть суп с лапшой, но не подсказала сперва перемешать, и все пригорело до того, что есть стало невозможно. Мама в таких случаях с гордостью говорила:

— Типичный гений! Они всегда не приспособлены к быту.

Бемби ворчала про себя:

— Пороть надо было вашего гения, пока поперек лавки лежал…

Но знала, что если б кто-нибудь из родителей решился на такое на самом деле, она тут же разревелась бы и, защищая брата, подставляла бы под ремень руки. После ужина на лицах гостей уже не было той растерянности, которая так явно проступила, когда они сели за стол в первый раз. Вернее, когда пришло время выходить из-за стола. Они не представляли, что делать дальше… «У них же там столовка! — вовремя вспомнила Бемби. — И все за них убирали… Ладно, будем учиться». Зачем — она себя не спрашивала. Вроде бы, им это было ни к чему, раз Мира сказала, что оставаться они не собираются. Но Бемби рассудила так: если человек не умеет чего-то и это доставляет ему неудобства, хоть и временные, разумнее научиться. Самому же легче будет! Ее ничуть не смущало, что сама она так и не научилась за десять лет писать сочинения, хотя на экзамене ей пришлось туго, и Бемби предполагала, что так будет. Но

это было единственное и последнее неудобство, связанное с этим. Она в два счета научила Миру мыть тарелки, упустив из виду, что гостей не принято заставлять возиться с грязной посудой. Обычных гостей и не притаскивают домой окровавленными… Сегодня все было не так, и сами ребята были другими. Не хуже и не лучше — просто другими. У них были странные лица, зато Эви слышал музыку цветов, и Бемби мысленно называла это компенсацией. Сол терпеть не мог, когда сестра произносила такие «взрослые» слова, и ему она ничего не сказала. Втайне же попыталась угадать: а чем природа наградила Миру? Этими глазами, похожими на майское солнышко? Но вокруг них столько морщин, что свет застревает, как чистая вода в трещинах скалы… Что же тогда? Что в ней необычного, в этой девочке? Что происходит с человеком, когда в нем так зримо сливаются детство и старость?

— Пойдем на балкон, — небрежно предложила она Мире после ужина. — Подышим перед сном… Лучше бы прогуляться, но у тебя, наверное, болит все?

Ее саму больше беспокоили мальчишки, которые обычно ошивались во дворе до самой ночи и без труда выловили бы их. Но Мире вряд ли понравилось бы, что ее подозревают в трусости. Только заикнись ей, что во двор выходить опасно, и она тут же начнет обуваться. Можно было не сомневаться, что если б силы были равны, Мира не дала бы в обиду ни себя, ни Эви. «А я бросилась к Солу», — напомнила себе Бемби, не зная, стыдиться этого или нет. С одной стороны, брату было всего двенадцать, но с другой, он все же был мальчишкой и дрался так, что в школе с ним не связывались даже старшие. Про него шептались: «Сола разозлишь — убить может!» Бемби знала, что никого он, конечно же, не убьет, потому что голова у ее брата всегда была на месте. Но гордости в нем было так много, что она заставляла его биться, не обращая внимания на боль. Бемби же боли побаивалась, и если б кто-то напал на нее, скорее всего, начала бы кричать и звать на помощь. Утром она бросилась в драку только потому, что избивали беззащитных, и все в ней так и взорвалось от такой несправедливости. Она ведь не с бухты-барахты изо всех институтов выбрала медицинский…

— Прикрой дверь, — попросила она, когда Мира следом за ней вышла на балкон. — А то у моего братца ухо на метр может вырасти. Как у кролика.

Мира бросила на нее вопросительный взгляд, и Бемби догадалась, что ей никогда не доводилось видеть кроликов.

— Это почти как заяц, — объяснила она, как могла. — Только домашний. Он не такой шустрый. Их ведь в клетках держат…

Но Мира неожиданно сказала:

— Я видела кроликов. Правда, не в клетках. Дрим показывал мне в книжке. Только… я думала, что они все вымерли.

— Кролики?! С чего бы?

Чуть отвернувшись, Мира бессознательно вонзила ноготь в деревянные перила балкона. Бемби сразу вспомнилось, что она и сама всегда так делала в детстве.

— Нам про всех зверей так говорили, кто у нас не водился, — глухо ответила Мира. — Мы с Эви коров утром видели… Я думала, они тоже вымерли.

Бемби тихо спросила:

— Это Дрим так говорил?

— Ну да…

Ей захотелось сказать Мире что-то приятное:

— Ты знаешь, на Земле много языков. На одном из них «дрим» значит «мечта».

Вскинув голову, Мира взглянула на нее мгновенно прояснившимися глазами и вдруг рассмеялась. Бемби не услышала в этом смехе никакой горечи.

— Он похож на мечту?

— Он — рыжий, — сказала Мира.

Бемби показалось, что у нее даже голос изменился. «Ей в радость говорить о нем», — она с облегчением перевела дух.

— А еще какой?

— Очень красивый. У него кожа такая гладкая… Как у тебя. Только он бреется, я видела.