Ультиматум Борна
Шрифт:
– Проклятие! – это был Холланд, шаривший лучом фонарика между стволами деревьев. – Они снова поимели нас!
– Что ты говоришь?
– На траве отпечатки каблуков, сынок. Эти сволочи хорошо подготовлены, просто отлично. По одной пуле на каждого и смылся, видишь следы на лужайке? Этот человек убегал. Теперь все. Искать его бессмысленно. Если он решил занять новую позицию, то при этой иллюминации сможет размазать наши мозги по всему Смитсоновскому мемориалу.
– Настоящий полевик, – проворчал Алекс, с кряхтением поднимаясь с земли, опираясь на трость. Позади него маячило бледное, растерянное лицо Панова.
– Боже мой, да ведь они мертвы, – воскликнул он, упав рядом с ними на колени и рассматривая ужасные раны. – Господи, стрелковый зал! То же самое!
– Это визитная карточка, – сказал Конклин, дергая щекой. – Крошит за собой хлеб на тропинку, как Мальчик-с-пальчик, – добавил он со злостью.
– Что ты хочешь этим сказать? – дрожащим от волнения голосом спросил психиатр, повернувшись к отставному разведчику.
– Это означает, что мы были недостаточно осторожны.
– Алекс! – Седовласый Холланд бегом возвращался к скамье. – Я слышал тебя по рации, но отель не проходит, – сказал он, задыхаясь. – Сам ты туда не пойдешь. Я не разрешаю тебе. Мы пойдем туда вместе и позже…
– Черт с ним, с отелем. Это не Шакал. Это Гонконг! Нюх меня подвел. Я облажался, ребята. Так облажался!
– А что теперь? – понемногу успокаиваясь, спросил его доктор.
– Даже не знаю, – ответил Конклин. Голос его был полон горечи. – Облажался… Нужно связаться с нашим человеком, и как можно быстрее.
– Я уже говорил с Дэвидом. Я говорил с ним примерно с час назад, – быстро уточнил Панов.
– Ты говорил с ним? – в ужасе воскликнул Алекс. – Ночью и из своего дома? Зачем?
– У меня есть автоответчик, ты знаешь, – объяснил доктор. – Мне столько психопатов звонит по ночам, что если бы я сам бегал к телефону, то не смог бы добраться утром до офиса. Я включил автоответчик перед уходом из дома, и сразу раздался звонок. Все, что он сказал, было: «Позвони мне». Пока я бежал к телефону, он уже повесил трубку. Я решил сразу перезвонить ему.
– Ты звонил ему? По своему телефону?
– Ну… да, – смущенно ответил Панов. – Он говорил очень коротко и сжато. Он просто хотел узнать у нас, что нам удалось выяснить, и сказал, что первым делом он отвезет «М», он назвал ее «М», и детей утром в аэропорт. Вот и все. Он повесил трубку не прощаясь.
– Наверно, у них уже есть адрес и имя вашего парня, – сказал Холланд, – разговор им тоже, вероятно, удалось прослушать.
– Район звонка – может быть, – ответил ему Конклин. Он говорил быстро и очень тихо. – Но адрес и имя – вряд ли.
– Они будут знать это к утру…
– К утру, если надо, он уже может быть на Гавайях.
– Господи, да что же я наделал? – всхлипнул психиатр.
– Ничего особенного. Обычная вещь. Ты делаешь подобное каждый день, – ответил Алекс. – Тебе позвонили в два часа утра, кто-то, о ком ты весьма беспокоишься, может быть, он себя плохо почувствовал. Ты перезвонил ему, настолько быстро, насколько мог. Теперь нам необходимо позвонить ему еще раз. И чем быстрее, тем лучше. Теперь ясно, что это не Карлос, но кто-то, явно не жалеющий пуль. И он рядом с нами и наносит удары, откуда мы меньше всего их ожидаем.
– Можешь позвонить ему из моей машины, –
– Отлично. Давай скорее!
Конклин торопливо захромал через лужайку к машине, принадлежащей Управлению.
– Дэвид, это Алекс.
– Что ты звонишь спозаранку, перепугал всех. Мы уже уходили. Если бы Джеми не ушиб коленку, мы уже давно были бы в машине.
– В такую-то рань?
– А разве Мо не говорил ничего? Я звонил тебе, но телефон не отвечал.
– Мо сейчас немного не в себе. Расскажи мне все еще раз. Что там у вас?
– Этот телефон не прослушивается? В своем я не уверен.
– Все нормально, говори.
– Я хочу отправить Мари и детей на юг. Она здорово ругалась по этому поводу, но я ее не слушал и заказал билеты на самолет компании «Рокуэлл», вылетающий из аэропорта Логан. Спасибо тебе еще раз, дело не заняло и пяти минут благодаря тому, что ты обо всем позаботился еще четыре года назад. Я назвал им компьютерный код, и они моментально оформили нам места. Отлет в шесть часов, еще до рассвета. Я хочу побыстрей отправить их отсюда.
– А ты, Дэвид? Сам-то ты что собираешься делать?
– Честно говоря, я собираюсь приехать к вам в Вашингтон. Если через столько лет Шакал опять начал меня донимать, я хочу сам заняться этим. Вместе с вами, конечно. Думаю, помочь кое в чем я еще смогу…
– Нет, Дэвид. Не надо. Только не сейчас. Улетай вместе с Мари и детьми. Покинь страну. Тебе нужно быть рядом со своей семьей. Кстати, Джонни Сен-Жак с вами?
– Да. Алекс, я не могу так поступить, и если бы ты был на моем месте, ты бы меня понял. До тех пор пока Карлос достает нас, моя семья не сможет жить спокойно…
– Это не Карлос, – прервал его Конклин.
– Что? Вчера ты говорил, что…
– Забудь про вчера. Я ошибся. Это связано с Гонконгом и Макао.
– Не может быть, Алекс! С Гонконгом покончено, и с Макао тоже. Они все мертвы, и там не осталось никого, кто имеет причины преследовать меня.
– Выходит, кто-то остался. Большой тайпин, «самый большой тайпин в Гонконге», в соответствии с полученной информацией из наиболее свежих, но теперь уже мертвых источников.
– Но там никого больше нет. Весь гоминдановский карточный домик развалился. Никого не осталось!
– Я повторяю, таково полученное нами сообщение.
Дэвид Вебб замолчал. Следующим, кто взял слово, был Джейсон Борн. В его голосе звучала сталь.
– Расскажи мне все, что тебе удалось узнать. Все детали. Я так понимаю, сегодня вечером у вас что-то произошло. Что это было?
– Хорошо, все детали, – ответил Конклин. Быстро и сжато, с отточенной годами четкостью отставной разведчик описал разработанный план выявления и захвата гипотетических людей Шакала. Он рассказал, как они с Моррисом встречали на своих маршрутах старающихся держаться в тени стариков, появляющихся явно не случайно, причем в отдаленных друг от друга местах. Затем рассказал о финальной встрече около Смитсоновского мемориала, где такие же старики-азиаты передали им приглашение от гонконгского тайпина и упомянули при этом Макао. В заключение Конклин описал подробности последовавшей за этим кровавой развязки, заставившей посланцев замолкнуть навсегда.