Ультиматум Борна
Шрифт:
Предположения Холланда оказались недалеки от истины. Первое прослушивание того, что Панов выдавал под действием сыворотки, было просто мучительным, голос подвергающегося процедуре путал мысли, эмоциональная составляющая мешала усвоению информации, и это было особенно сложно сделать тем, кто лично знал психиатра. Второе прослушивание, как ни странно, прошло при неослабевавшей концентрации внимания, что было, без сомнения, следствием той боли, которую они слышали в каждой фразе. Времени на копание в собственных чувствах не оставалось: информация внезапно приобрела решающее значение. Оба начали делать пометки на бумаге, постоянно останавливая и перематывая пленку,
– Ты готов? – спросил глава ЦРУ с дивана, сжимая в руке карандаш.
– Да, – Конклин сидел за своим столом, на котором находилось его разнообразное электронное оборудование, подпирая локтем магнитофон.
– Есть какие-нибудь соображения?
– Есть, – ответил Алекс, – девяносто девять целых сорок четыре сотых процента всего, что мы слышали, не дает нам ничего, кроме доказательства того, каким ужасным мастером допроса является этот Уолш. Он делал выводы и строил дальнейшие вопросы по ключевым словам раньше, чем я их замечал, а мои навыки ведения допроса совсем не на любительском уровне.
– Согласен, – сказал Холланд. – Я тоже неплохо с этим справлялся, особенно когда у меня в руке был какой-нибудь увесистый предмет. Но Уолш молодец.
– Даже больше, чем молодец, но это нас не интересует. А интересует то, что он вытянул из Мо, – и опять появляется «но». Важно не то, что он вспомнил о том, как рассказал все, что узнал от меня, – а он раскололся почти полностью, это очевидно. Важно, что он слышал, – Конклин отделил несколько листов. – Вот пример. «Семья будет довольна… наш сюприм даст нам свое благословение». Он повторяет чьи-то слова, а не собственные. Но дело в том, что Мо не знаком с криминальным жаргоном, во всяком случае, не до такой степени, чтобы проводить параллели, а они здесь имеются. Возьмем слово «сюприм» и прибавим одну гласную. «Сюпримо» – «capo supremo» [92] , а это совсем не ангел. Тогда «семья» сразу на несколько световых лет удаляется от Нормана Роквелла, а «благословение» заменяется вознаграждением или бонусом.
92
Крестный отец (амер. сленг).
– Мафия, – сказал Питер, чей взгляд оставался острым и внимательным, несмотря на количество выпитого к этому времени. – Я это тоже инстинктивно отметил, хотя и не обдумал… Так, тут есть еще кое-что из этой серии – я уловил нехарактерные для Панова фразы, – Холланд пролистал свою пачку бумаги и выбрал один листок. – Вот. «Нью-Йорку нужно все», – Питер пролистал еще несколько страниц. – И здесь. «Этот парень с Уолл-стрит просто нечто», – директор ЦРУ перевернул пару страниц. – И вот еще. «Блондинчики» – дальше ничего интересного.
– Я это пропустил. То есть я это слышал, но не понял, о чем идет речь.
– Ничего удивительного, мистер Алексей Консоликов, – улыбнулся Холланд. – Под этой англосаксонской внешностью и образованием бьется русское сердце. Тебя не может задеть то, что приходится терпеть некоторым из нас.
– Да?
– Я истинный американец англосаксонского происхождения, а «блондинчик» – это еще одно уничижительное определение, которое нам дали, скажем, некоторые пострадавшие меньшинства. Подумай об этом. Армбрустер, Свайн, Аткинсон, Бартон, Тигартен – все они «блондинчики». Да и «парень с Уолл-стрит», этого финансового
– «Медуза», – кивнул Алекс. – «Медуза» и мафия…
– У нас есть телефонный номер! – Питер подался вперед. – Он был в дневнике, который Борн достал в доме Свайна.
– Я же уже пробовал, помнишь? Там только автоответчик, и больше ничего.
– Ну и отлично. Мы можем узнать, где он находится.
– И что? Кто бы ни забирал сообщения, он делает это удаленно, а если у него или нее есть хоть немного мозгов, то из уличного таксофона. Забирающего сообщения не только нельзя отследить, но он к тому же может их все стереть, так что нам ничего не светит.
– Ты не очень ладишь с достижениями технического прогресса, а, Агент?
– Недавно, – ответил Конклин, – я купил себе видеомагнитофон, чтобы иметь возможность смотреть старые фильмы, и не знал, как отключить эти проклятые мигающие часы. Я позвонил продавцу, а он сказал: «Прочитайте инструкцию на внутренней панели». Я не смог найти внутреннюю панель.
– Тогда позволь тебе объяснить, что мы можем сделать с автоответчиком… Мы можем его дистанционно заблокировать.
– Да неужели? И что нам это даст? Кроме того, что мы лишимся еще одного источника информации?
– Ты кое-что забываешь. По номеру мы узнаем, где автоответчик находится.
– Допустим.
– Кто-то должен будет придти и починить его.
– Ага.
– Мы хватаем его и узнаем, кто его послал.
– Знаешь, Питер, а у тебя есть способности. Неплохо для новичка, если не брать в расчет твое сегодняшнее абсолютно незаслуженное положение.
– Прости, не могу предложить тебе выпить по этому случаю.
Брюс Огилви, из адвокатской конторы «Огилви, Споффорд, Крофорд и Коэн», диктовал чрезвычайно запутанный отчет для антимонопольного комитета Министерства юстиции, когда раздался звонок по очень секретной линии – телефон, подключенный к ней, звонил только у него на столе. Он поднял трубку, нажал зеленую клавишу и быстро сказал: «Подождите». Потом посмотрел на свою секретаршу.
– Вы не оставите меня на пару минут?
– Конечно, сэр. – Секретарша поднялась со стула, пересекла элегантный просторный кабинет и исчезла за дверью.
– Да, в чем дело? – спросил Огилви, вновь берясь за телефон.
– Автоответчик не работает, – сказал голос на другом конце защищенной линии.
– Что случилось?
– Не знаю. Там постоянно «занято».
– Там стоит самое лучшее оборудование. Наверное, кто-то позвонил прямо перед тобой.
– Я пытался прозвониться последние два часа. Тут что-то не так. Даже лучшие машины могут сломаться.
– Хорошо, пошли кого-нибудь там все проверить. Кого-нибудь из ниггеров.
– Естественно. Никакой белый туда не пойдет.
Глава 25
Было немного за полночь, когда Борн вышел из поезда метро в Аржентоле. Он разделил свой день на части, отведя несколько часов на необходимые приготовления, а остальное время посвятил поискам Мари, перемещаясь из одного места в другое, заглядывая в каждое кафе, каждый магазин, каждый маленький и большой отель, который мог по его воспоминаниям быть частью их кошмарного бегства тринадцать лет назад. Не раз у него перехватывало дыхание, когда на улице или в противоположном конце кафе он видел знакомый женский затылок, быстрый поворот головы или копну темно-рыжих волос, которые в неясном свете кафе могли принадлежать его жене. Но каждый раз оказывалось, что это не Мари. Это было самое тяжелое время дня; остальные часы были наполнены усталостью и ощущением собственной вины.