Ультиматум Борна
Шрифт:
– Ничего, – сказал он. – Только межкомплексные перемещения топлива.
– Что это такое?
– Распределение бензина в основном. В некоторых комплексах резервуары больше, чем в других, вот логистики и устраивают такие перераспределения, пока не подвезут по реке пополнение.
– Это происходит ночью?
– Это лучше, чем если бы эти грузовики перегораживали улицы днем. Вспомни, все здесь в уменьшенном масштабе. Мы все время ездим по объездным дорогам, но в центральных районах существуют рабочие отряды, которые чистят магазины, офисы и рестораны, готовясь к завтрашним заданиям. Большие грузовики создают помехи.
– Боже, это действительно Диснейленд… Ладно, езжай к «испанской» границе, Педро.
– Чтобы попасть туда, нам придется проехать через «Англию» и «Францию». Не думаю, что это имеет большое значение,
– По-французски свободно, по-испански терпимо. Что-нибудь еще?
– Пожалуй, будет лучше, если ты сядешь за руль.
Шакал остановил большой бензовоз у границы «Западной Германии»; дальше он не собирался ехать. Оставшиеся северные районы «Скандинавии» и «Нидерландов» были второстепенными сателлитами; эффект от их уничтожения будет ничтожным по сравнению с южными комплексами, и экономия времени требовала пренебречь ими. Время тикало, и «Западная Германия» станет началом повсеместных возгораний. Он поправил грубую португальскую рубашку, надетую поверх кителя испанского генерала, и, когда из будки вышел охранник, заговорил по-русски, повторяя слова, которые он использовал на всех остальных постах:
– Даже и не просите меня говорить на вашем тупом местном языке. Я всего лишь развожу бензин, а не протираю штаны в аудиториях! Вот мой пропуск.
– Да я и сам с трудом говорю на нем, – засмеялся охранник, принимая пропуск и вставляя его в терминал. Тяжелый железный шлагбаум поднялся в вертикальное положение; охранник вернул пропуск, и Шакал въехал в миниатюризированный «Западный Берлин».
Он проехал по узкой копии Курфюрстендамм до «Будапештерштрассе», где притормозил и открыл клапан. Топливо из цистерны хлынуло на улицу. Он достал из сумки, лежавшей на соседнем сиденье, небольшие бомбы замедленного действия из пластиковой взрывчатки и, как проделывал это во всех предыдущих комплексах вплоть до «французской» границы, стал разбрасывать их, опустив окна, по обе стороны кабины под основания деревянных строений, наиболее легко, по его мнению, воспламеняющихся. Он проехал в сектор «Мюнхен», потом в речной порт «Бремерхафен» и, наконец, в «Бонн» и к уменьшенным версиям посольств на «Бад Годесберге», заливая улицы, распределяя взрывчатку. Он взглянул на часы; пора было ехать обратно. У него едва оставалось пятнадцать минут до первых взрывов по всей «Западной Германии», за которыми, с промежутками в восемь минут, чтобы создать максимальный беспорядок, должны были последовать взрывы в совмещенных комплексах «Италия – Греция», «Израиль – Египет» и «Испания – Португалия».
Отдельные пожарные бригады не смогут справиться с горящими улицами и домами в этих сложно устроенных комплексах, и они будут вынуждены вызывать на подмогу бригады из соседних комплексов, которым тут же придется вернуться в свои собственные комплексы, когда те тоже загорятся. Это весьма простая формула вселенского хаоса, под вселенной в данном случае подразумевался поддельный мир Новгорода. Ворота на границах распахнутся, не в силах препятствовать паническому потоку людей, и в завершение разгрома гений по имени Ильич Рамирес Санчес – привнесенный в мир террора как Карлос Шакал ошибками того же Новгорода – должен оказаться в «Париже». Не в его Париже, а в ненавистном новгородском «Париже», и он сожжет его дотла так, что позавидуют маньяки Третьего рейха. Потом придет черед «Англии» и, наконец, самого большого комплекса в презренном, изолированном, иллюзорном Новгороде, где он оставит свое триумфальное послание – в «Соединенных Штатах Америки», вырастивших киллера-отступника Джейсона Борна. Послание будет понятным и прозрачным, как альпийские воды, смывающие кровь разрушенной фальшивой смакетированной вселенной.
Это сделал я один. Мои враги мертвы, а я жив.
Карлос проверил содержимое сумки; остались только самые убийственные инструменты смерти, которые удалось найти в арсенале Кубинки. Четыре ряда ракет, самонаводящихся на источники тепла, всего двадцать штук, каждая из которых способна разнести весь фундамент Вашингтонского монумента; приведенные в состояние боевой готовности и взведенные, они среагируют на источники огня и сделают свою работу. Удовлетворившись, Шакал закрыл клапан сумки, развернулся и поехал назад,
Сонный техник в главном штабе проморгался и уставился на зеленые символы на экране перед ним. То, что он видел, казалось бессмыслицей, однако вроде бы никаких нарушений не было. Уже в пятый раз «комендант» «испанского» комплекса пересек одну из северных границ, двигаясь в сторону «Франции». Перед этим, как того требовал режим повышенной безопасности, техник дважды звонил на ворота «Израиля» и «Италии», где ему сказали, что проезжал только один грузовик с горючим. Эту информацию техник и сообщил уполномоченному тренеру по имени Бенджамин, но теперь он удивился. Зачем такому высокому офицеру водить цистерну?.. С другой стороны, почему бы и нет? В Новгороде процветала коррупция, как подозревал каждый. Вот, возможно, «комендант» как раз либо пытался выявить взяточников, либо сам собирал взятки ночью. Однако, поскольку сообщений об украденной или потерянной карточке не поступало и компьютеры не возражали, лучше было не поднимать из-за этого шум. Еще неизвестно, кто окажется его следующим начальником…
– Voici ma carte [112] , – сказал Борн охраннику у переезда и вручил ему свою карточку. – Vite, s’il vous plat! [113]
– Да… oui, – ответил охранник, быстро шагая к компьютерному терминалу. В это время мимо проехала огромная цистерна в сторону «Англии».
– Не нажимай особо на французский, – сказал Бенджамин, сидящий рядом с Джейсоном. – Эти ребята стараются, но они не лингвисты.
112
Вот моя карточка (фр.).
113
Быстрее, пожалуйста (фр.).
– Ка-ли-форния… я иду к тебе, – тихо пропел Борн. – Ты уверен, что вы с отцом не хотите присоединиться к твоей матери в Лос-Анджелесе?
– Заткнись!
Охранник вернулся, отдал честь, и железный барьер поднялся. Джейсон нажал на газ и через несколько мгновений увидел трехэтажную копию Эйфелевой башни. В отдалении, справа, были видны миниатюрные Елисейские Поля с миниатюрным деревянным воспроизведением Триумфальной арки, достаточно высокой, чтобы было невозможно ошибиться. Борн вспомнил те судорожные, ужасные часы, когда он и Мари гоняли по всему Парижу, отчаянно пытаясь отыскать друг друга… Мари, о боже, Мари! Я хочу вернуться, я хочу снова стать Дэвидом. Он и я – мы так состарились. Он больше не пугает меня, и я не сержу его… Кто? Который из нас? О боже!
– Постой-ка, – сказал Бенджамин, тронув руку Джейсона. – Притормози.
– В чем дело?
– Остановись! – крикнул молодой тренер. – Тормози и заглуши двигатель.
– Да что с тобой?
– Не пойму, – Бенджамин задрал голову и смотрел на чистое небо и дрожащие огоньки звезд. – Облаков нет, – сказал он загадочно, – грозы тоже.
– И дождя тоже нет. Ну и что? Я хочу добраться до испанского комплекса!
– Вот опять!..
– О чем, черт возьми, ты говоришь? – И тут Борн тоже услышал: издалека донесся неясный гром, однако ночь была ясной. Еще, снова и снова, один глубокий раскат за другим.
– Там! – воскликнул молодой русский из Лос-Анджелеса, вскочив в джипе и указывая на север. – Что это?
– Это огонь, юноша, – тихо и неуверенно ответил Джейсон, тоже поднявшись и уставившись на пульсирующее желтое зарево, осветившее горизонт. – И по-моему, полыхнуло как раз в испанском комплексе. Там он изначально обучался, это и является его целью. Он приехал, чтобы взорвать здесь все! Это его месть!.. Садись, нам надо попасть туда!
– Нет, ты ошибаешься, – возразил Бенджамин, быстро опустившись на сиденье, когда Борн завел двигатель и ударил по акселератору. – До «Испании» не больше пяти-шести миль отсюда. Эти огни гораздо дальше.