Ультиматум Борна
Шрифт:
– Это вы, mon? – раздался то радио неуверенный голос.
– Ты хочешь получить зарплату на следующей неделе?
– Конечно, мистер Сент-Джей.
Громкоговорители на пляже на время заглушили ветер и гром с Бас-Тер.
– Все на пляже, прекратите стрелять! Это своя лодка, mon! Это наш босс-mon, мистер Сент-Джей!
Катер выскочил из воды на темный пляж, двигатели взревели, винты зарылись в песок, заостренный корпус смялся, не выдержав натиска. Сен-Жак распрямился из позы эмбриона и перемахнул через планшир.
– Двадцатая вилла! – заорал он, продвигаясь
Он бежал по мокрой от дождя лестнице и неожиданно вздрогнул. Ему показалось, что все его естество взорвалось тысячью горящих осколков. Выстрелы! Один за другим. В восточной части аллеи! Его ноги работали все быстрее и быстрее, перескакивая через две, а то и три ступени за раз; он добрался до дороги и, словно одержимый, понесся к вилле номер двадцать, в замешательстве оглянулся направо, и это только усилило его опасения. Люди – мужчины и женщины из его служащих – столпились около входа в четырнадцатую виллу!.. А кто там живет?.. Господи, судья!
Его легкие не справлялись, мускулы и сухожилия ног были готовы порваться, когда Сен-Жак добежал до дома сестры. Он проломился сквозь ворота, подбежал к двери, бросился на нее, выбил и влетел внутрь. Его глаза расширились вначале от ужаса, а потом от невыразимой боли, и он с криком рухнул на колени. На белой стене с убийственной четкостью темно-красным были написаны слова:
Джейсон Борн, брат Шакала.
Глава 14
– Джонни! Джонни, прекрати! – Голос сестры ворвался в его уши, она обвила его голову одной рукой, вторую протянула над ним, схватив за волосы, и едва не выдернула их из головы. – Ты слышишь меня? Братишка, с нами все в порядке! Дети на другой вилле – мы в порядке!
Лица вокруг него и над ним постепенно обретали прежние черты. Среди них были и два старика, один из Бостона, другой из Парижа.
– Вот они! – закричал Сен-Жак, бросаясь вперед, но его остановила Мари, повиснув на нем. – Я убью этих ублюдков!
– Нет! – вскрикнула его сестра, сдерживая его, ей помогал охранник, чьи сильные чернокожие руки держали ее брата за плечи. – Сейчас они наши лучшие друзья.
– Ты не знаешь, кто они! – кричал Сен-Жак, пытаясь освободиться.
– Нет, мы знаем, – перебила Мари, понизив голос и приблизив губы к его уху. – И знаем достаточно, чтобы понять, что они приведут нас к Шакалу…
– Они работают на Шакала!
– Один работал, – сказала его сестра. – Другой никогда и не слышал о Карлосе.
– Ты не понимаешь! – прошептал Сен-Жак. – Это те старики – «парижские старики», армия Шакала! Конклин позвонил мне в Плимут и объяснил… они убийцы!
– Опять-таки, один был убийцей, но больше им не является; ему больше нет смысла убивать. Другой… ну, другой – просто ошибка, глупая, жестокая ошибка, это все, что он собой представляет, и надо благодарить бога за это – за него.
– Это невозможно!..
– Невозможно, – согласилась Мари, кивнув охраннику, чтобы тот помог ее брату подняться. – Пойдем, Джонни, нам нужно поговорить.
Шторм улетел, словно неистовый непрошеный гость, скрылся в ночи, оставив после себя следы своей ярости. Сквозь восточный горизонт пробивалась заря, постепенно сквозь туман заливая светом голубовато-зеленые острова Монтсеррат. Первые лодки осторожно и неторопливо поплыли к привычным местам рыбалки,
– Это возможно, – сказал Сен-Жак. – Благодаря вам моя сестра жива.
– Из-за меня, молодой человек, она могла погибнуть.
– Неужели вы убили бы меня? – спросила Мари, изучающе глядя на старого француза.
– Конечно, нет, после того как я узнал, что Карлос собирается сделать со мной и моей женой. Он нарушил договор, а не я.
– А до того?
– Когда я еще не нашел шприцы, понимал ли я, что от меня требуется?
– Да.
– Трудно сказать; договор есть договор. Моя жена мертва, и ее смерть в какой-то степени была вызвана сознанием того, что от меня требуют совершить ужасный поступок. Выполни я это поручение, и, возможно, она бы осталась жива, понимаете? С другой стороны, даже несмотря на ее гибель, я не могу винить во всем монсеньора – без него годы относительного счастья были бы невозможны… Я просто не знаю. Я готов был по его просьбе лишить вас жизни – убить вас, но только не детей… и не делать остального.
– Чего остального? – поинтересовался Сен-Жак.
– Лучше не спрашивайте.
– Я думаю, вы бы меня все же убили, – сказала Мари.
– Говорю вам, не знаю. Здесь не было ничего личного. Вы не были для меня человеком, а просто частью сделки… Однако, как я уже сказал, моей жены больше нет, а я старый человек, и жить мне осталось недолго. Быть может, посмотри я вам в глаза или услышь мольбы детей – и, кто знает, возможно, я бы направил пистолет на себя. А может, и нет.
– Боже, вы настоящий убийца, – тихо произнес брат.
– И много кто еще, мсье. Я не ищу прощения в этом мире; другое дело мир иной. Ведь всегда бывают обстоятельства…
– Французская логика, – вставил Брендан Патрик Пьер Префонтейн, бывший судья первого окружного суда Бостона, и рассеянно потрогал ободранную кожу на шее пониже опаленных седых волос. – Слава богу, мне никогда не приходилось спорить перед les tribunals [24] ; обычно ни одна сторона не признает себя виновной. – Лишенный практики адвокат усмехнулся. – Вы видите перед собой преступника, справедливо допрошенного и справедливо осужденного. Единственное обстоятельство, которое снимает с меня обвинения, – это то, что меня поймали, тогда как столько других не были и не будут отданы правосудию.
24
Присяжные (фр.).
– Вероятно, мы все же похожи, Monsieur le Juge [25] .
– Сэр, если уж сравнивать, то мой жизненный путь чем-то напоминает жизнь святого Фомы Аквинского…
– Что же насчет шантажа? – перебила Мари.
– Нет, на самом деле в мои обязанности входило должностное преступление. Получить вознаграждение за принятие нужных решений – это… Господи, вы же знаете, у нас, бостонцев, большие зубы! А в Нью-Йорке это вообще стандартная процедура: оставляете свои денежки главному судье, столько, чтобы хватило на всех.
25
Господин судья (фр.).