Ультрафен
Шрифт:
Феоктистов улыбнулся на его шутку, но загорячился.
– Силантич, дорогой, минут через двадцать-тридцать, а? Срочно нужно человека на опознание доставить в морг. Привезём, и сразу домой. Потерпите?
– Вот навязались вы на нашу голову. Не могу! Срочно надо вести задержанного на суд из предвариловки. Опознание твоё подождёт, мёртвым спешить некуда.
– Но, Силантич, позаимствуй у других отделений.
– Нету. Всех обзвонил. Давай так договоримся. Завтра, я тоже буду служить, долг отрабатывать
– Эх!.. – Анатолий с досады выругался.
– И не смейте эфир засорять, ваша графская… Постыдитесь, вашу мать…
– Ладно, товарищ майор. Чтобы не обескураживать вас своим поведением, повинуюсь. Но на завтрашний день – ловлю на слове.
– Лови, лови, а сейчас машину верни.
Феоктистов бросил трубку и с неохотой полез в кабину.
Водитель завел машину и сдал назад. Развернулся, и ПМГ, перескочив трамвайные линии, побежала через весь город в квартал “А”.
В пути Николай с сочувствием спросил:
– Что, Толя, худо без машины?
– Ай, Коля, не то слово. Как нарочно… – ответил с негодованием Феоктистов, и хотел было излить свою горечь на начальника отдела, но унижать достоинство того посчитал неуместным, сдержался.
6
В управление Феоктистова ждали Бахашкин, Галимханов, Глотко.
Он кивнул им и прошёл к себе в кабинет. В кабинете сидел один Михалёв.
– Привет. Давно они тут? – спросил он.
– Минут десять. Привет.
– Ну, давай принимать. Берись за ведение протокола.
– Не извольте беспокоиться, ваша светлость. – Михаил достал из стола несколько листков бумаги и сверху положил ручку. – Готов.
– Зови Галима.
Феоктистов вынул из сейфа папку и положил на стол перед собой. Открыл и быстро перебрал нужные для дознания бумаги.
– Из жека взял справки?
– И не только, – Михаил достал из стола три листочка, подал.
Феоктистов бегло прочитал бланк из жека и опросы, взятые с бригадира сантехников и с жильцов из близлежащих к медвытрезвителю домов.
– Так, хорошо. Зови Галима.
Михалёв прошёл к двери. Открыл её на полураспах и сделал в мягком поклоне приглашающий жест.
– Галимханов, будь ласка, зайди, пжа-алста.
Саша нехотя оторвался от подоконника, возле которого стоял вместе с коллегами, и прошёл в кабинет. Михаил закрыл за ним дверь.
Феоктистов показал Галимханову на стул возле своего стола.
– Проходи, Саша, садись. Ты, как мне помниться, именно так хотел со мной побеседовать? – Следователь закрыл папку и отодвинул на угол стола, противоположный от посетителя.
– Никак я не хотел, – ответил Галимханов, садясь.
– Ну, значит, мне показалось, – безразличным тоном проговорил Феоктистов. – Да, чтобы тебе в процессе допроса было все понятно, вот, следователь Михалёв, будет вести протокол. Когда наша беседа закончится, ты его подпишешь. И ещё. Ты сейчас не на суде, поэтому можешь врать, изворачиваться, вешать нам лапшу, макароны, спагетти – не стесняйся. Вешай это все на все, что здесь стоит, весит, лежит. И если твоя стряпня нам понравиться, мы её стряхивать не станем. Но если будет пресная, сухая, то уж извини… – развел в стороны руки. – Мы люди разборчивые, со вкусом.
Галимханов усмехнулся.
– Чо мне врать? Чо было, то и расскажу. Чего не было, чо плести?
– Вот и договорились. Кстати, хочу по-товарищески, напомнить, что чистосердечное признание смягчает тяжесть наказания и облегчает следствие. А то скажешь потом, что не предупреждал, не советовал, обижаться будешь.
– Ладно, граф, валяй, не тяни за душу.
– А она у тебя есть? – усмехнулся Феоктистов, на что Саша дернул губами в усмешке, но промолчал. – Ну что же, все формальности соблюдены. Поехали…
Феоктистов наклонился к папке и, едва приоткрыв, вынул из нее три листа, рапорты работников медвытрезвителя.
– Твой? – показал на рапорт Галимханова.
– Мой.
– С чьей головы составлен? Кто автор?
– Каждый писал сам по себе.
– Хм. Все три написаны, как под копирку… И так, к тебе вопрос: когда, в каком часу, до минут, ты взял в сквере “Пионеров” человека предполагаемого пьяным?
– Толя, я все указал в рапорте.
– Саша, тебе ещё раз повторить вопрос?
Галимханов отвёл от следователя глаза, как от докучливого преподавателя.
– В одиннадцать, кажется.
Феоктистов поморщился.
– Врёшь, Саша. И в рапорте, и сейчас. Вот рапорта патруля. Ознакомься, – Феоктистов подал листы Галимханову.
Саша начал читать и невольно заелозил на стуле.
– Так, когда ты его привез?
– Ну… Ну, обшибся малость, – оговорился он не то в растерянности, не то, пытаясь пошутить.
– А эти тоже обшиблись? – передразнил Феоктистов и показал на рапорта его коллег.
– Дык, в журнале так… Как в журнале было записано, так и мы…
– Вы журнал-то, когда заполнили? Когда вам паром самим уши в трубочку свернуло. Нет, Саша, как ты подсказал Шалычу, так он и записал. У этого костолома в башке одна солома. Ты же сам его так характеризуешь. Так как?
– Дык не помню, как чево было…
– Ты мне тут склеротика не разыгрывай. Так? – я тебя спрашиваю.
У Галимханова лицо стало потеть, ему становилось жарко. Он расстегнул рубашку на две пуговички.