Ультрафен
Шрифт:
И еще была одна отличительная особенность, подчеркивающая принадлежность помещения женщинам – цветы. До такого не всякий мужчина дойдет, пусть даже их четверо на маленькой территории.
За столом сидела следователь М'aлина, молодая женщина, лет тридцати. Симпатичная, даже красивая, но статус учреждения и внутренняя дисциплина, отразились на ее внешности, и не только на форме одежды, но и на лице – оно было непроницаемым, казалось холодным, что заставляло не только посетителей, но и друзей, держать с
Она была в костюме, под ним белая блузка с отложным воротничком и на бархатной коже лежал маленький золотой медальон в виде сердечка, уголком направленный на впадинку груди.
На стульях у стены сидели работники медвытрезвителя: старший лейтенант Бахашкин, сержант Галимханов и медработник Глотко. При появлении Феоктистова троица переглянулась и на их лицах появилась растерянность.
– Здравствуйте! – поздоровался сразу со всеми Анатолий и обратился к М'aлиной: – Светлана Ивановна, мне срочно надо с вами переговорить. Дело безотлагательное.
– Здравствуйте, Анатолий Максимович! – ответила М'aлина и кивком головы сделала присутствующим знак: выйдите, – и те, гуськом друг за другом, по старшинству, направились за двери.
– Что у тебя, Толик? – спросила она с некоторой живостью, черные глаза её несколько потеплели. Пальцы длинные с розовым маникюром закрутили карандаш, она постоянно в руках что-нибудь держала. Поведя головой из стороны в сторону, она закинула за плечи густые вьющиеся волосы.
Феоктистов, приставив к противоположной стороне её стола стул, сел.
– Слушай, Свет, что происходит? – навалился он на стол, положив на него руки, как школьник на парту.
– А что происходит? – не поняла она.
– Ты, почему у меня дело забираешь этих?.. – кивнул на двери.
М'aлина усмехнулась.
– Ну, а зачем его разрывать?
– Ты понимаешь, что там не только должностное преступление, но и уголовное?
Светлана наклонила голову и пристально стала смотреть на пальцы, на предмет, которым они играли.
– Толя, я всё понимаю. И кое-что, похоже, более твоего. – ("Ой ли!") –Поэтому прошу тебя, предоставь это дело прокуратуре. По секрету: им заинтересовались… – показала глазами на потолок, дескать, высшие инстанции. – Оно выходит из ряда проходных. Ты понял меня?
Феоктистов посмотрел на её пальцы, потянулся к ним и вытянул из них карандаш. Тоже закрутил им.
– Хорошо, Светик, – согласился он. – Я тебе передам его готовеньким, испеченным, пальчики оближешь. Но, только дай мне время до завтра, хотя бы до утра.
– Тебя в нём что-то заинтересовало?
– Да. Убийца.
М'aлина вскинула на него удивленный взгляд и отобрала карандаш.
– Поиграл и будет. Что, конкретный?
– Конкретный.
– И кто?
– Галим.
М'aлина недоверчиво хмыкнула.
– Он что, сам признался?
– Вот этого я и хочу добиться от него. Ибо у меня есть в том твердая уверенность.
– А Мизинцев тогда кто?
– Такой же соучастник преступления, как Бахашкин и Глотко.
– Ты что же, хочешь новый следственный эксперимент привести и поймать Галимханова за руку на вентиле?
– Разумеется, хотелось бы. Но я его поймаю на другом. Кстати, какие тебе дал показания бедолага Мизинцев по поводу своих травм?
– Я с ним пока не занималась. Он в больнице. Но вот по показаниям его колег: запнулся о кушетку, упал на пол, на кафель…
– …и бился головой об него до посинения и ссадин. И ты веришь этой галиматье, Света?
– Да это разве главное?
– А ты считаешь: избиение подчиненного, с нанесением ему тяжких телесных повреждений – это не главное?
– Откуда ты знаешь?
– Первое – глянь на кулаки Шалыча. Второе – собственное признание потерпевшего, и третье – заключение травматолога.
– У тебя что, есть письменное показание Мизинцева?
– Письменного нет. Но он мне рассказал, что произошло в их вытряхвителе, как в народе говорят.
– А-а, Толя, – отмахнулась она, – они сейчас как дети, один на другого валят.
– И завалят. Втроем одного – завалят. Исковеркают жизнь пацану.
М'aлина посерьёзнела, карандаш в руке стал торчком.
– Успокойся, Толик. Никто никому не позволит коверкать жизнь. Каждый получит то, что заслуживает. – При этом пристукивая по столу торцом карандаша, как бы расставив точки. ("Какая самонадеянность!") А твоя работа этому только поспособствует. И прими мою искреннюю благодарность за помощь.
– Светлана Иван-на, так вы мне даете время?
– Ну, хорошо, – она улыбнулась. – До утра. Цени мое к тебе расположение.
– Спасибо, Светик! И ещё. Об этом им, – кивнул Анатолий на двери, – ни слова. Пусть знают, что их крутят с обеих сторон и понервничают. Договорились?
Феоктистов положил свою широкую руку на её изящные пальчики. В ответ М'aлина едва заметно кивнула, не поднимая глаз.
– Ну, вот и ладушки.
Феоктистов благодарно пожал ей руки и поднялся.
– Так до завтра, Светлана Ивановна?
– До завтра, Анатолий Максимович!
Она с той же шуткой отвечает ему, которая прослушивалась в его голосе. Но в её голосе едва заметно прозвучали нотки не то разочарования, не то сожаления об их короткой деловой встрече.
В коридоре на жёстком деревянном диване, лавке со спинкой, сидели Бахашкин, Галимханов и Глотко, о чём-то негромко переговаривались. На стук двери обернулись – из кабинета вышел Феоктистов.
Анатолий обвел троицу насмешливым взглядом и остановил его на Галимханове.