Улыбка зверя
Шрифт:
Ко всем напастям его звонки в Америку оставались безответными, ибо оператор безапелляционно заявлял, что номер такой-то отныне отсоединен от действующей сети.
Таинственная пропажа Джорджа еще более усугубляла пакостные мыслишки… Впрочем, американец, напуганный разборками между Ферапонтом и Урвачевым, вполне мог предположить, что криминальная война окончится появлением на его горизонте какого-либо нового гангстера, и, ведая о взаимосвязанности русской мафии, решил временно исчезнуть в опасении бандитских вылазок в благолепие его безмятежного бытия… А может, попросту укатил отдохнуть на какие-нибудь банановые острова…
Так или иначе это уже никоим образом не влияло на нынешнее положение Колдунова. Теперь он был никем, разве — жертвой заклания на алтарь государственной безопасности, и в неотвратимости данного заклания Колдунов нисколько не сомневался, ибо информатор поведал ему такие две тонкие детали состоявшегося предательства, знать о которых никто из посторонних категорически не мог.
Итак. Бежать, бежать, бежать!
Из всей наличности у него оставалось четыре тысячи долларов и заветные дебетные карты, по которым он израсходовал ничтожную сумму на предствительские обеды в московских ресторанах с нужными людьми. Рассчитывался с помощью карточек, дабы произвести впечатление на высокопоставленного сотрапезника — вот, мол, платиновые, да не из какого-нибудь занюханного сбербанка, а сам “Чейс-Манхэттен” выдал! Карточки, кстати, в данном смысле производили должное впечатление и успешно дополняли остальной антураж Колдунова, включавший костюмы от Версачи и усыпанные бриллиантами часы.
“Эх, что там! Все в прошлом!”
Вениамин Аркадьевич тяжело поднялся с кресла, окинул прощальным взором свой замечательный кабинет, в ремонт которого некогда ухнул громадную сумму из городского бюджета.
Кто станет новым владельцем этого кабинета? Неужели Урвачев?
Горько и потерянно усмехнулся.
“Впрочем, — урезонил себя, — в сторону эмоции. Пора спасать шкуру. Так, как научил всеведущий информатор”.
Порывшись в ящике письменного стола, вытащил потрепанную записную книжку, открыл ее на букве “Ю”. Юра… Бывший шофер, несправедливо уволенный им. Перед прошлой поездкой в Штаты он выяснил его тамошний номер телефона, хотел позвонить, да не стал… Кто, в сущности, этот Юра? Таракан, ничтожество… А теперь это ничтожество крепко может пригодиться ему, некогда всемогущему мэру… Хотя — едва ли… Зачем ему этот нищий?
Колдунов в сомнении поморщился. Однако в итоге сунул записную книжку в карман.
“Пора!”
Через три дня, миновав границу Белоруссии и Украины, Колдунов добрался до Киева. Устраиваться в гостинице не стал, сразу же отправившись в авиакассу.
Протянул в окошечко свой паспорт и волшебную карту.
После пяти минут технической паузы, связанной с оплатой билета, из окошечка раздраженно сказали:
— Ваша карта не действует!
— То есть? — ошеломленно выдохнул Колдунов.
— Не знаю, что “то есть”, — ответили из окошечка. — Банк не дает подверждения, карта блокирована…
— Та-ак…
— Вы будете платить или нет?
— Да-да, конечно, — механическим жестом Колдунов извлек пачку наличных долларов. — Вот…
— Мы принимаем гривны, обменный пункт в конце зала, — отчеканили из оконца.
Как сомнамбула Колдунов отправился в конец зала, с тоской взглянул на грабительский курс обмена, высвеченный рубиновыми цифрами на траурно-черном табло…
Мысли путались.
“Карта не работает… А что, если это — происки Джорджа? Да нет же… Как он мог влезть в его, Колдунова, личный счет? А если как-то влез? Тогда… Тогда все равно придется лететь в Америку, идти в банк, разбираться… Единственная проблема — язык. Но он найдет переводчика на месте. Да, лететь! Непременно лететь, иного попросту не дано!”
Сунув пачку местной сомнительной валюты в оконце, он наконец-таки получил заветный билет и, ощущая, как его пробирает озноб от подозрений потери капитала — того фундамента, который он создавал жутью всех мыслимых и немыслимых смертных грехов, своего пенсионного фонда, отправился в гостиницу, желая напиться, но одновременно сознавая, что делать этого категорически нельзя. Ныне он должен быть собранным как никогда, ныне настал, может быть, тот самый угольно-черный день и час, и встретить их необходимо с головой холодной и трезвой.
Но все равно он пребывал словно в дурмане. Не спал ночь в гостинице, рано утром, экономя остаток денег, добрался на рейсовом дешевом автобусе в аэропорт.
Ожидание посадки в самолет, долгая дорога над Балтикой, снегами Гренландии и канадским побережьем, заляпанным бесчисленными оловянными лужами озер, эта дорога, некогда чаровавшая его своими диковинными, неслыханными в своей красоте пейзажами, теперь несла в себе томительную неизвестность, усиливающееся предощущение краха и темный ужас безысходности.
В аэропорту, получив в паспорт белую карточку, дающую ему право полугодичного пребывания в США, Колдунов прошел в зал, сразу наткнувшись на тощего, в потертых джинсах парня, предложившего ему на русском языке услуги таксиста.
— Я бы заплатил вам… — замялся Колдунов. — Но тут проблемка, мне надо сначала позвонить…
— Позвонишь из машины, бесплатно, — беспечно откликнулся парень. — Какой код района?
— Колдунов развернул записную книжку, ткнул ногтем в записанный номер.
— Так… 917. Это — мобильный. — Парень вытащил из кармана телефон. — На, звони, только быстро.
— Алё? — раздался в трубке знакомый голос, и Колдунов, волнуясь, проглотил вязкую слюну.
— Юра, ты? — спросил он стесненно. — А это… Вениамин Аркадьевич… Я в Нью-Йорке. Хотел бы увидеться… Объясниться…
— Какие проблемы? Я в Бруклине, дома… Четвертый Брайтон.
— Я сейчас таксисту дам трубку, ты объясни… — Колдунов обрадованно сунул телефон тощему.
— Понял, через полчаса — жди! — выслушав координаты места назначения, откликнулся тот.
На старом потрепанном “додже” покатили в сторону Брайтон-Бич, где на задворках района русско-язычной эмиграции Колдунов был введен на второй этаж хлипкого домика, в котором обретался его бывший опальный водитель.
Юра — небритый коренастый субъект лет тридцати возлежал на продавленном матраце, установленном прямо на полу комнаты с облупившимся дощатым полом. До сей поры Юра смотрел небольшой телевизор с рогаткой антенны, установленный также на полу, поскольку остальную обстановку комнаты составлял лишь покосившийся комод, застеленный пластиковой скатеркой.