Умерший рай
Шрифт:
Секретарь комитета ВЛКСИ
Выругавшись и смяв испорченный лист, все приходится начинать сначала.
И так – пять, десять, пятнадцать раз подряд…
Этапы большого пути
Когда многострадальная характеристика была наконец подписана, предстояло пройти ряд возрастающих партийных отборов вплоть до комиссии Василеостровского райкома КПСС, который курировал наш университет.
Готовились к этим комиссиям серьезнее, чем к курсовым экзаменам.
Спросить могли что угодно, а в списке отряда имелись кандидаты, то есть первоначальный университетский отбор прошло больше людей, чем мест в отряде. И каждый чувствовал, как ему дышат в затылок.
Однако после всех отсевов все-таки остался один лишний человек.
Я уже не помню, по какому принципу решался вопрос, кто есть кто. В итоге определилось, что на одно место претендуют две девицы.
Одну звали Ольгой, она училась на одном из последних курсов факультета журналистики, и о ней я напишу еще не раз.
Про вторую не помню ничего конкретного, кроме того, что она была из Прибалтики. Ведь в Германию она не поехала. Как решился вопрос, я тоже расскажу позже.
А пока, пройдя все этапы, мы уже чувствовали себя интеротрядовцами.
И перед нами встала следующая цель: запастись продуктами на поездку. Да, именно так, поскольку практичные немцы обещали кормить днем на стройке и ужином в студенческой столовой, вычитая из зарплаты. А завтраком мы должны были обеспечить себя сами.
Поэтому под руководством командира добывались припасы. Всякая дрянь: каши, макароны, тушенка – которую легко готовить.
Закупались также сигареты: чтобы не тратиться в Германии на курево. И еще водка, согласно положенной норме вывоза за границу по две бутылки на человека. Спиртное предназначалось для вечерники с немцами из интербригады, в которой предстояло работать.
Эти заботы, начавшиеся в конце июня, придавали реальность надеждам уехать в Германию.
Мои университеты
Вспоминая сейчас свою прежнюю жизнь, я пытаюсь перебрать профессии, которыми в той или иной мере овладел. Точнее, те роды деятельности, коими приходилось заниматься. Имея два диплома: математика и литератора – на протяжении жизни я бывал научным сотрудником, преподавателем, школьным учителем, журналистом, маркетологом, директором магазина, водителем, менеджером по работе с ключевыми клиентами, коммерческим директором, директором филиала, рабочим склада, грузчиком, официантом в столовой…
Последняя специальность кажется самой занятной.
И вспомнилась потому, что напрямую связана с поездкой в Германию.
Согласно существовавшим в те годы правилам, выезжающие за рубеж отбывали трудовую повинность перед родным университетом – будто ехали за чужой счет. Хотя на обмен валюты мы сдавали свои деньги, а расходы на проезд, кажется, покрывались из заработанного.
Но так или иначе, все должны были отрабатывать – куда кого пошлют.
Нашему отряду достался общепит – отдельно стоящая университетская столовая № 9. Про которую злые языки утверждали, что «девятка» за годы существования принесла советской науке больший вред, чем революция, блокада и годы сталинских репрессий.
Когда мы работали, кормили там обычно – примерно как в любой советской столовой те годы. То есть никак.
Сказав, что служил официантом, я допустил неточность.
Официанты бывают в ресторане или кафе. В столовой, вероятно, положены разнорабочие или уборщики посуды.
Но мы занимались абсолютно всем. Кроме, разумеется, процесса приготовления пищи.
Снабжали чистыми тарелками раздачу, убирали грязную посуду со столов; кто-то дежурил на огромной посудомоечной машине, а кто-то вручную отмывал засохшие тарелки в чанах с горчицей. Иногда приходилось доставлять из громадных, как комнаты, подвальных холодильников мясо и прочие продукты для поваров.
По сути эта работа мало отличалась от деятельности официанта: нам приходилось именно обслуживать. Причем не отдельных клиентов, а сразу все заведение.
Надо сказать, что при всем пренебрежении к такому объекту, как вонючая столовая, после пары дней работы я проникся уважением к ее четкому жизненному ритму.
Подчиненному некоторым закономерностям и требующему определенных скоростей, чтобы огромная машина не буксовала, наполняя желудки посетителей.
Не помню, как реагировали на работу мои товарищи.
(Впрочем, из действительно настоящих товарищей у меня на это работе была только Ольга – кандидат в бойцы интеротряда, теплые слова о которой еще впереди.)
Меня же роль обслуживающего персонала нисколько не унижала.
Наоборот, я чувствовал некую гордость, когда в белой куртке подавальщика с привинченным к ней синим ромбом значка о высшем образовании катил через лабиринт столов тяжелую тележку, груженую грязной посудой. На мойку – чтобы сдать эту, загрузиться чистой, обеспечить раздачи и снова уйти в круг по столам, убирая грязную. Я толкал тележку, словно выполнял назначение всей своей жизни, и при этом, подражая грузчикам из старых фильмов, зычно кричал посетителям:
– Поберегииись!!!!!
В обед нас кормили за счет столовой. А каждый вечер пьяненькие настоящие судомойки совали сверток с уворованным, как положено, маслом или даже колбасой. Причем только мне: почему-то я единственный из всех завоевал уважение такой степени, что они стали считать меня равным себе.
Масло и колбасу я нес не домой, а своему женатому другу Андрею, который на две недели остался холостяком. Он по привычке что-то жарил, я бегал в цокольный магазин за вином: в то время в Ленинграде практически в каждом доме имелся маленький винный магазин, где можно было купить дешевое, но неплохое вино.
(Невероятно, но в те годы мы еще не пили водки!)
Потом мы проводили вечер за бутылочкой, к которой присоединялись вторая и третья. Поздней ночью я возвращался домой на метро, чтобы утром снова явиться в столовую, надеть белую куртку с университетским «поплавком» и кричать «поберегись».
И что бы там ни казалось сейчас – но в той работе имелась своя романтика.
Кроме того, я приобрел навыки, которыми потом не раз изумлял окружающих.