Умница для авантюриста

Ночь Ева

Он лжёт — я знаю это точно. Кровочмаки с лёгкостью распознают враньё. Что скрывается за его неправдой? Пока не могу разобраться, но настораживаюсь.

Рени пробует ладонью непроходимый барьер. Надавливает, постукивает. Ей любопытно. Наверное, хочет понять, как такое возможно. Меня подобное не удивляет. Магия ещё и не на такие чудеса способна.

— Отойдите, — просит Орландо, и мы отступаем.

Рени взволнованно сжимает мою ладонь, наблюдая, как доновский сын, низко склонив голову, бормочет какие-то слова на цилийском.

— Колдует, что ли? — спрашивает она шёпотом, и я с трудом отгоняю

наваждение её близости. Рени словно опутывает меня своим золотым сиянием, и нет сил сопротивляться её магнетизму.

— Нет, просит разрешения войти.

— И ты понимаешь?

— Да, — киваю в ответ, — пока он бредил в плену морской болезни, пришлось выучить язык. На всякий случай.

Я слышу, как придушенно смеётся Рени, и украдкой поглаживаю её пальцы. Больше всего на свете именно в этот миг мне хочется быть совершенно в другом месте. С ней. И желательно, чтобы не было никого вокруг поблизости. Но мы стоим перед покорёженным замком и ждём, когда Орландо закончит свои душевные переговоры со стеной.

Наконец он пересекает невидимую линию сам и машет нам рукой, приглашая присоединиться.

Как только мы входим на территорию замка, становится тихо. Больше он не зовёт, не манит, не шепчет о чём-то на своём тарабарском языке. Он добился своего, заманил в ловушку и притих, ожидая, когда выбранные им жертвы подойдут слишком близко. Меня не пугает эта немота, а Рени, кажется, встревожена.

— Я словно оглохла, — растерянность обволакивает её с головой: читается во взгляде, жестах, неуверенных движениях. Орландо ободряюще улыбается.

— Фолионто заполучил Вас. Не за чем больше звать, — подтверждает он мои мысли.

— Для того, кто ни разу не слышал его голос, ты слишком много знаешь, — не удержался, чтобы не высказать мысли вслух о странном поведении доновскогосына.

Орландо смотрит на меня с усмешкой. Чуть приподняты идеальные брови. В бархатных глазах мерцает весёлость.

— А кто говорил, что я ни разу его не слышал? Фолионто никогда не призываетдважды. Ему хватает одного раза.

Вот оно — мелькает молнией догадка. Однажды и он шёл на зов. Когда это было? И почему он не рассказал об этом сразу? Все вопросы я задам позже. И, будь я проклят, если не услышу на них ответы!

Рени

Эх, они опять готовы сцепиться. Какие беспокойные, постоянно конфликтующие мужчины. Гесс с самого начала был таким — неуживчивым, опасным, бескомпромиссным. К сожалению, кажущаяся мягкость Орландо ввела в заблуждение.

Я легко касаюсь руки Гесса.

— Не сейчас, ладно? Он расскажет об этом когда-нибудь. И даже если промолчит, однажды нам откроется истина. А сейчас он будет делать что угодно, лишь бы позлить тебя.

Я вижу, как сверкают гневом глаза Орландо. Да-да, можешь оскорбляться сколько хочешь! Но вы не поругаетесь и не вцепитесь друг другу в горло, потому что не время в очередной раз переливать из пустого в порожнее, выясняя, кто круче.

Наконец-то я могу подойти к замку. Он не такой огромный, как кажется издалека. Наверное, больше напоминает раздутую искорёженную, изогнутую под немыслимыми углами башню. Прикладываю ладонь к порыжелой стене.

Он не молчит на самом деле. Скрипит, как рассохшееся

дерево на ветру. Но и к этим звукам подмешивается тонкое гудение, словно кто-то играет на осипшей от холода дудочке. И под рукой моей дрожит его старая шкура, промёрзшая, высушенная морозами и знойным солнцем, забывшая, что такое уход.

Папа всегда говорил, что я слишком впечатлительная. Именно поэтому он наотрез отказывался завести котёнка или собаку. Не хотел, чтобы я плакала и переживала, когда придёт время расстаться с домашним любимцем навсегда. Но отсутствие животных в моей жизни никак не могло убить тягу ко всем неприкаянным бродягами нерастраченную любовь сердца.

Не знаю, что на меня нашло. Может, я была полна чувствами, которые не могла выплеснуть наружу. Может, я ощутила одиночество и тоску этого места, заброшенность и безысходную грусть. Но я прижалась к грязной стене щекой и прошептала: «Я люблю тебя» — и замок на мгновение ожил. Толкнулся мягко, как сердце в груди. Потеплел. Скрипнул громче всеми несмазанными сочленениями. Шевельнулся, потянувшись к теплу и нежности, что бродили во мне, как заблудившиеся путники.

Глухо вскрикнул Орландо. А через секунду я лежала на траве в объятиях Гесса и хлопала глазами, как механическая кукла.

— Ты в порядке? — вопрошал Орландо, сидя передо мной на коленях. Щёки его покрывал рваный румянец. Обеими руками он вцепился в мои ладони и дышал, будто пробежал много миль. Гесс сжимал мои плечи так, что, наверное, синяки останутся. Грудь его за моей спиной тоже ходила ходуном.

— Что случилось? — наконец удалось выдавить из себя. Я не понимала, почему такой переполох вокруг меня.

Орландо выдохнул, успокаиваясь. Гесс разжал пальцы.

— Он чуть не поглотил тебя, — у Орландо брови изломаны, как от великой муки. Я поднялась, машинально отряхивая платье. Я жалела, что меня прервали. Не сердилась, но чувствовала раздражение. Мне даже не хотелось слушать их объяснения — тянуло назад, к искалеченному механическому чудовищу. Но мужчины притормозили меня с двух сторон.

— Ну что ещё? — проворчала я, чувствуя себя сварливой бабкой.

— Выслушай, пожалуйста, — это Орландо пытается заглянуть в глаза. И я смирилась. Вдохнула, выдохнула, смежила ресницы, тряхнула головой. Решительно освободилась от мужских рук, что держали меня, и обернулась, чтобы посмотреть на них — растрёпанных и встревоженных.

— Я слушаю.

— Ты чуть не прошла сквозь стену, — ерошит Орландо тёмные кудри.

— Может, это и к лучшему? — сжала я упрямо губы. — Попала бы внутрь, нашла бы дорогие сердцу твоего отца вещи — и всё закончилось бы.

— Да, всё так, — Орландо кивнул, соглашаясь, но понятно было, что это на самом деле не всё. — Только выйти оттуда бы не смогла. Были и до тебя люди, которых впустил в себя Фолионто. Думаю, их останки мы найдём, если сможем его открыть. Вход в замок может быть разным. А выход — только один, — он кивнул на блестящую металлическую дверь. — Поэтому её безуспешно пытаются открыть. Именно для этого — уж не знаю из каких соображений — отправил тебя сюда мой отец. Сложно объяснить. Иногда он делает странные вещи. Нелогичные, а порой даже глупые. Однако, почему-то очень часто разит прямо в цель. Интуиция, предвидение — он никогда не говорит об этом.