Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
— Спутника? Он наш, россиянин?
— Да, бывший казачий офицер. Не могу без улыбки показать его официальное командировочное удостоверение. Мы его для важности скрепили нашей консульской печатью.
Документ действительно выглядел необычно. Бурдуков с интересом прочитал изрядно помятый лист бумаги:
«1-й Амурский казачий полк Амурского казачьего войска удостоверяет в том, что вышедший добровольно в отставку поручик Роман Фёдорович Унгерн-Штернберг отправляется на запад в поисках смелых подвигов».
Внизу стояла чья-то неразборчивая подпись. Печать российского консульства была поставлена, по всей видимости, на днях и отличалась чёткостью изображения вербового орла. Бурдуков спросил, возвращая командировочное удостоверение неизвестного ему человека:
— Вы сказали, что он казачий офицер. А здесь написано, что он имеет чин поручика.
— В полку начальство подшутило. Унгерн — сотник, что равняется званию армейского поручика. И к тому же он ещё и барон из Эстляндии.
— Весьма любопытно.
— Ещё бы. Если учесть и то, что он только что прибыл в Улясутай, проскакав из Урги более семьсот вёрст. А теперь рвётся ехать дальше, в Кобдо...
Отставной казачий сотник произвёл на Бурдукова не самое яркое впечатление. По виду ему было лет тридцать. Поджарый, обтрёпанный и неряшливый, с небольшой рыжеватой бородкой (давно не брился, подумал Бурдуков), с «выцветшими застывшими глазами маньяка». Офицерский казачий мундир был необычайно грязен, поскольку его владелец спал в нём в степи прямо на земле. Сапоги просвечивали дырами. Зато незнакомец был хорошо вооружён: офицерская сабля на боку, у пояса револьвер в кобуре, патронташ полон. Поражало то, что свою винтовку сотник отдал монголу-проводнику (улачи), чтобы тот её вёз. Вещей барон с собой не имел никаких. Его вьюк был совершенно пуст и представлял из себя дорожный брезентовый мешок, в котором на дне лежал какой-то свёрток. И всё. Не было даже намёков на провиант или запасную одежду.
Бурдуков, человек наблюдательный, так впоследствии выразит своё первое впечатление о личности случайного попутчика: «Русский офицер, скачущий с Амура через всю Монголию, не имеющий при себе ни постели, ни запасной одежды, ни продовольствия, производил странное впечатление». По дороге, долгой и длинной, путники разговорились:
— Господин барон. Зачем вам надо в Кобдо?
— Хочу поступить на военную службу к местному князю Дамби-Джамцану. Я узнал о нём из газет.
— Для чего?
— Чтобы вместе с ним громить китайцев.
— А чем вас привлёк именно Дамби-Джамцан? Ведь есть и другие степные князья, которые воюют с китайцами?
— Дамби-Джамцан мне видится истинным азиатским вождём. Я думаю, он связан с потусторонними силами.
— С чем?
— С духами Востока. Вы знакомы лично с Дамби-Джамцаном?
— Конечно. Его кочевья, как он их заимел, соседствуют с моей факторией. Я ему не раз доставлял наши сибирские товары: чугунки, топоры, ножи и прочее железо. Он мне даже сказал, что собирается купить какие-то сельскохозяйственные машины.
— Это зря. Монголам не надо лезть в европейскую цивилизацию. Степных азиатов это может погубить.
— Почему же погубить, если они захотят пахать свою степь?
— Кочевник, каким он был ещё за столетия до Чингисхана, не должен менять своего образа и смысла жизни.
— А что его может удержать в таком желании?
— Их духи. Они степные.
— Вряд ли сам Дамби-Джамцан так считает. К тому же он, как говорят, не монгол. Хотя степные языки знает отменно, равно как буддистские законы и монгольские обычаи.
— Тогда кто он, этот князь? Что вы о нём слышали?
— О его происхождении слухи ходят самые разные. Называют его сами монголы просто Джа-ламой, но с подчёркнутым почётом. Одни говорят, что он наш россиянин, астраханский калмык Амур Санаев. Другие — что торгуют Палден.
— А где он родился, этот буддистский лама в княжеском обличье?
— Здесь все слухи сходятся в одном: Дамби-Джамцан родился в России. У нас, в отечестве.
— Так и в газетах писали. Однако те же газетчики пишут, что Джа-лама — фигура таинственная и мифическая.
— Здесь газетчики говорят чистую правду. Имя Джа-ламы в степях от Байкала до Великой Китайской стены, от Гималаев до киргизских степей в нашем Туркестане имеет магическое воздействие на степняков. Я В атом сам не раз убеждался.
— Так кто же он, по-вашему?
— По-моему, Дамби-Джамцан просто разбойник и странствующий буддистский монах.
— На кого он смахивает из наших? На Стеньку Разина или на донского казака Пугачёва?
— Ни на того, ни на другого. Это беглый монах Григорий Отрепьев, добравшийся до шапки Мономаха.
— Князь, как пишут газеты, сегодня силён собственным войском и богат среди подобных ему монгольских князей? Так ли это в действительности?
— Сейчас у него около двух тысяч семей пастухов, которые стали его данниками. И масса слуг, которые неизвестно чем заняты с восхода до захода солнца. Просто удивляюсь, зачем буддистскому монаху в княжеском халате столько слуг в степи.
— А войско?
— Несколько сотен конных солдат-цэриков. Всех их он одел в русскую военную форму. Сам носит под халатом наш армейский офицерский мундир.
— А звание какое?
— Не знаю. Под шёлковым халатом звёзд на погонах не видно. Но они на его плечах есть.
— Пишут, что он очень суров, этот Джа-лама?
— Да, это действительно так. Он враг пьянства, сам не пьёт и не курит. Уличённых в пьянстве лам насильно расстригает и превращает в своих послушных цэриков.
— Чем же он держит солдат в повиновении?
— Чем держит? Да только суровостью наказаний за самую малую провинность. Лупит их плётками так, что крик по всему Кобдо стоит. Собственноручно пытает своих врагов, вырезает у них со спины полосы кожи. Жуть азиатская.