Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
Полковник Врангель, поблагодарив штабс-капитана, который отправился обратно, в корпусную штаб-квартиру, поставил перед сотенными командирами боевую задачу:
— Атаковать будем всем полком. Передовой пойдёт первая сотня. За ней — вторая, третья и четвёртая. Пятая и шестая — мой личный резерв. Я следую при них. Выступаем через двадцать минут.
— Как быть с вьюками, господин полковник?
— Лишние тяжести оставить здесь. Укрыть в лощине. Для присмотра за ними оставить по казаку от сотни...
Минут через двадцать Нерчинский полк сотня за сотней
Сотник Унгерн, как и его подчинённые, жадно всматривался в картину боя, куда им предстояло пойти конной лавой на пули и вспышки рвущихся снарядов. То есть пойти на смерть:
— Смотри, вон у того кисти левой руки совсем нет. А сам в лазарет идёт-то...
— А что ты хочешь, если тебя тоже вовсю полоснёт железом...
— В меня ещё попасть надо. У меня конь, как вихрь, унесёт от любого снаряда...
— Молодцы, эти лейб-измайловцы. Видишь — ни один своей винтовки не бросил. И все со штыками примкнутыми...
— Ещё бы. Только что из штыковой атаки вышли, солдатики наши...
Когда шедшие впереди разведчики первой сотни доложили полковнику Врангелю, что рассмотрели край немецкой позиции на бугре у сельской околицы (оттуда короткими очередями бил немецкий «максим»), полковой командир приказал:
— Первым четырём сотням идти в атаку. Сигнал подаст горнист. Проскакав версту от села — заходить к немцам в тыл. Напоритесь на пулемёты — берите ещё левее...
Казачьи сотни стали набирать ход. Чёрные папахи, как виделось со стороны, пригнулись к конским шеям. Опустились пики, из ножен были в единый миг вытащены давно отточенные шашки. Сотенные командиры во весь голос раз за разом командовали:
— Шашки — вон! Пики — к бою!
— Пошли вперёд! Строй держать!
— В лаву!..
Через несколько минут глухой гул нескольких тысяч лошадиных копыт возвестил о том, что казачий полк пошёл в атаку. Пока без крика и свиста. Молча. Немецкая пехота увидела лаву только тогда, когда первая сотня во весь конский мах вырвалась на поле за садом из старых, ветвистых яблонь. Началась суматошная стрельба, но было уже поздно. Казаки-забайкальцы прорвались во вражеский тыл, оставив на поле с десяток бьющихся на земле коней и упавших с них убитых или раненых всадников.
К полковнику Врангелю один за другим подскакивали расторопные вестовые от сотенных начальников:
— Первая, ваш бродь, порубила охранение немцев за деревней. Идёт дальше вправо.
— Молодцы. Первые Георгиевские кресты ваши. Так и передай сотнику для казаков...
— Вторая сотня обоз пехотный вырубила. Идёт дальше за первой сотней.
— Хорошо. Только не отрывайтесь от первой. Так и передай. Скачи...
— Третья сотня гонит перед собой в рощицу германцев. Трофеем взято два пулемёта. Не успели их с повозок снять, как мы налетели на пулемётчиков.
— Тоже молодцы. Немцев из леска выбить в конном строю...
— Четвёртая сотня спешилась. Впереди вражеские окопы. С полверсты за ними немцы разворачивают батарею полевых пушек. Сотник наш спрашивает, как ему быть?
— Коней укрыть. Стрельбой из ружей приковать к себе внимание пехоты немцев. Батарею будут атаковать резервные сотни...
То, что впереди в окопах сидела неприятельская пехота, большой неожиданностью не было. Но вот то, что германская батарея полевых пушек торопливо разворачивалась на позиции, грозило большими неприятностями. Огонь шрампельными гранатами по конской лаве заканчивался потерями в людях и лошадях. Надо было упредить врага. Полковник Врангель скомандовал:
— Барон Унгерн. Приказываю вашей сотне в конном строю атаковать немецкую батарею.
— Есть атаковать артиллерию.
— Шестая сотня остаётся в резерве. Быть готовой усилить пятую в атаке...
Подскакав на рысях к идущей своей сотне, Роман Унгерн привстал на стременах, чтобы лучше видеть казаков. Скомандовал голосом привычно громким, зычным:
— Атакуем батарею! Сотне развернуть в лаву! Не робеть, если пушки будут стрелять! Помни присягу, казаки!..
Унгерновская сотня пошла в атаку тогда, когда германские пушкари уже развернулись на позиции, а зарядные упряжки только-только к ним подскакали. Этих несколько минут на заряжание орудий и хватило нерчинцам из пятой сотни, чтобы вскочить в «мёртвую зону». Чётырехпушечная батарея всё же дала по атакующим русским конникам нестройный залп. Первый и последний. Второй раз зарядить орудия германцы не успели.
Казачья сотня оказалась на вражеской артиллерийской позиции в тот счастливый миг, когда орудийные замки ещё не были закрыты. С воплями нерчинцы проносились между замолкшими полевыми пушками и зарядными ящиками, рубя орудийную прислугу направо и налево. От всей батарейной прислуги удалось спастись всего лишь десятку-другому германских солдат.
Сотник Унгерн метался на вздыбленном коне, раздавая взводным одну за другой команды:
— Не увлекаться! Людей дальше вперёд не гнать!
— Пушки! Упряжки к пушкам!
— Орудия увозить к полку! Да живей!
— По ездовому на зарядный ящик! Гнать к полку трофеи!
— Пленного хоть одного возьмите, черти!
— Собирай трофеи! Документы брать!..
Взятие русской конницей батареи, разумеется, не осталось незамеченным. Немецкое командование, стремясь исправить допущенную ошибку (батарея оказалась выдвинутой на фланге без пехотного прикрытия), теперь не дать противнику увезти трофеи к себе.
Поскольку бой под Ломжей шёл большой, батарей у немцев оказалось не одна, а несколько. Ближайшие пушечные батареи получили спешный приказ открыть огонь по казачьей коннице, оказавшейся в тылу и громившей сейчас взятую с налёта крайнюю батарею. Такой приказ получил даже тяжёлый мортирный дивизион, время от времени «подававший голос» из-за железнодорожной насыпи.