Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
На счастье нерчинцам, первые снарядные разрывы «рассыпались» в нескольких сотнях шагов от батарейной позиции. Сотнику Унгерну сразу стало понятно, что началась пристрелка. Поэтому он отдал последние приказы:
— Всем гнать назад! Молодцы вы мои!
— Трофеи увозить с собой! Пленных!
— Всех раненых забрать! И тех, кто в поле остался!..
Пятая сотня 1-го Нерчинского полка возвращалась назад на исходную позицию с нещадно подгоняемыми плетьми орудийными упряжками. Со стороны Нижних Подгайцев германские пехотинцы вели беглую пальбу винтовок, строчили длинными очередями уже несколько «максимов». Немецкая артиллерия так и не смогла накрыть нападавших, уходивших к себе. Снаряды каждый раз пачками рвались позади казаков.
Всё же шальной мортирный снаряд раз вздыбил нескошенное хлебное поле в самом хвосте колонны всадников. Взрывной волной опрокинуло последнею трофейную упряжку, и немецкое орудие застыло на земле вверх колёсами. Несколько казаков лежали на земле.
Видя такое дело, сотник повернул своего коня наряд. Подскакав к перевёрнутому орудию, Унгерн крикнул одному из урядников:
— Снимите замок с орудия!
— А пушка!
— Да чёрт с ней! Времени нет переворачивать. Да и кони в упряжке все побиты.
— Убит у нас казак, ваш бродь! Ездовой пушки.
— Взять его с собой! И раненых! Коли кого оставите — спущу шкуру плёткой...
Сотня вышла из боя удачно. Один убитый казак, с десяток раненых и дюжина побитых коней в счёт не шли. Потери «перевешивались» богатыми трофеями: три полевых орудия, четыре зарядных ящика разгромленной немецкой батареи и один орудийный замок, как прямое доказательство, что и четвёртая пушка побывала в руках казаков-нерчинцев. Не считая ещё двух пленных артиллеристов, нескольких десятков винтовок с плоскими штыками и документов, прихваченных в сумке срубленного шашкой командира батареи.
Полковой командир был в восторге от удачно проведённой конной атаки. Отличились все сотни полка, шестая сотника Семёнова тоже ходила вперёд. Дело было сделано почти без потерь: они составили от тысячи всадников всего полсотни людей. На счастье, погибших и тяжело раненных среди них оказалось меньше дюжины. Всем остальным путь в тыл дальше дивизионного лазарета не грозил:
— Зачем к докторам. К утру заживёт как на собаке. Не рана — пустяк, царапина. Только рубаху попортила...
Полковник барон Врангель тут же, на месте, продиктовал полковому писарю победное донесение в штаб Уссурийской казачьей дивизии. Взятые трофеи перечислялись самым подробным образом, даже тесаки и бинокли. Посыльным Врангель лично подобрал хорунжего бравого вида, раненного в атаке, с забинтованной головой. Приказал ему строго:
— Одна нога твоего коня здесь — другая там. Донесение отдашь лично в руки начальника дивизии генерала Крымова.
— А немецкие документы, ваш бродь?
— Их сдашь в дивизионный штаб. Гони. С Богом...
Командир дивизии, состоявшей из забайкальцев, амурцев, уссурийцев и приморских драгун, другого донесения от флигель-адъютанта Свиты его императорского величества барона Врангеля и не ожидал. Блестящий кавалерийский полковник в начавшейся войне подавал хорошие надежды вырасти в боевого генерала. Дело под Малыми Подгайцами близ Ломжи только подтверждало перспективность командира 1-го Нерчинского казачьего полка.
Получив боевое донесение из полка забайкальцев, генерал-майор Крымов не удержался и, в сопровождении небольшого конвоя, поскакал к нерчинцам. Те знали его как начальника доблестного и слову верного. Крымов больше двух лет перед войной служил в Забайкальском казачьем войске, командуя 1-м Аргунским полком.
Командира дивизии «засекли» ещё на подходе к полковому биваку. Когда генерал Крымов прибыл на место, весь 1-й Нерчинский полк, по сотням, с полковым знаменем на левом крыле, выстроился вдоль просёлочной дороги. На правом крыле в ряд стояли трофейные орудия и зарядные ящики. Пленных уже отправили в тыл.
Полковник Врангель перед прибытием высшего дивизионного начальства отдал по такому случаю несколько приказов сотенным командирам:
— Всех раненых, что могут держаться в седле, поставить в первый ряд сотен.
— Прикажите протереть колеса трофейных пушек и ящиков. Чтоб порядок был виден.
— Казакам бороды расчесать. Конскую сбрую осмотреть. С неисправною сбруей коней во второй ряд поставить. Чтоб глаза высокому начальству не мозолили. После разобраться: что и почему. Да построже.
— Полковое знамя развернуть! Горнистам играть по моей команде сигнал встречи...
Крымов и сопровождавшие его всадники рысью подскакали к полковому строю. На правом фланге у развёрнутого полкового знамени они были встречены полковником Врангелем. Тот кратко доложил о проведённой атаке и состоянии полка. После этого командир Уссурийской, «самой восточной» казачьей дивизии, проехав к центру строя, выкрикнул:
— Нерчинцы! Поздравляю вас с молодецким делом!
В ответ почти тысяча человек прокричала троекратно:
— Ура! Ура! Ура-а-а!..
Отобедав в полку у котла одной из сотен, Крымов уединился с полковником Врангелем и его начальником штаба в походной палатке:
— Теперь разговор о наградах. В корпусе после дела Приморского драгунского полка под Попелянами такой победной атаки больше не было. Так что командующий фронтом подпишет нам любой наградной лист.
— Александр Михайлович. Дозвольте изложить своё пожелание по наградам.
— Слушаю вас, барон.
— Прошу наградить всех сотенных командиров. Они в атаку вели казаков одинаково доблестно, и будет несправедливо обойти кого-нибудь в ордене.
— Полностью согласен, Пётр Николаевич. Поступить следует как можно справедливее. Только тут есть одно но.
— Какое, ваше превосходительство?
— Офицерский Георгий может быть дан только одному из них. Остальных представим к Аннам и Станиславам с мечами. Никого не обидим.
— Из моих сотенных больше всех героем был один.
— Кто он?
— Сотник пятой барон Унгерн фон Штернберг, Роман Фёдорович. Солдатского Георгия имеет за Маньчжурию.
— Это тот Унгерн, который послужил до меня в 1-м Аргунском полку и в Амурском войске, а потом отправился охотником воевать с китайцами в Монголию?